Кровь Асахейма
Шрифт:
При виде всего этого Байола почувствовала некоторое воодушевление. Она знала, кого они вызывали. Возможно, приглашенные все-таки добрались. Может, прибудет целая рота. Должно быть, это стоит увидеть. И их прибытие даже способно все изменить.
Канониссы нигде не было видно. Сестра Битвы поднималась по широкой лестнице, чувствуя, как первые струйки пота начинают скатываться по шее, пытаясь взглядом найти де Шателен в беспорядочно движущихся толпах народа.
Зал был отвратительным местом, вульгарной демонстрацией силы и потворства желаниям. Он плохо сочетался с продуваемой ветрами пустыней планеты Рас Шакех. Байола ненавидела
Громада здания дисгармонировала с окружавшими ее более старинными постройками.
Кольца витых колонн поддерживали потолок из панелей, богато украшенных фресками херувимов и святых с молочно-белыми лицами. Сладкие ароматы из свисающих со сводов кадильниц распространялись по расписным помещениям здания. Золотые статуи героев стояли рядами в наполненных эхом нефах. Их лица с застывшим выражением меланхолии и самодовольства были обращены к звездным небесам в поисках вдохновения.
Орден не строил этот Зал. Это было детище кардинала Томойо-Кеча, возведенное семьсот лет назад на месте куда более подходящего этому месту аскетичного монастыря, который стоял с того момента, когда орден впервые пришел на Рас Шакех в тридцать седьмом тысячелетии. Никто не знал, какие средства потребовались, чтобы привезти такое количество драгоценностей в это изолированное место. Возможно, именно за свою экстравагантность Томойо-Кеч поплатился головой во время Иерикарских Зачисток, а может, за что-то иное. Подобные вопросы всегда были сложными.
Его наследие, однако, выжило. Цитадель Галикона, значительной частью которой являлся Зал, господствовала над горным городком Хьек Алейя, взгромоздившись на скалистые возвышения в самом сердце селения и выставляя себя на всеобщее обозрение с чрезмерно раздутым величием. Все дороги в городе рано или поздно приводили именно сюда. Они извивались паутиной узких мостовых и разворотов, но в конце концов выходили на площадь Триумфа, которая на двести метров возвышалась над охряными равнинами и постоянно раскалялась под палящими солнечными лучами.
Байола предпочитала проводить время в соборе, в своей вотчине, расположенной за внутренними стенами города, среди переполненных внешних жилых районов. Собор стоял там, где и должен был, поближе к нуждающимся в нем людям, позволяя священникам общаться с прихожанами вместо того, чтобы потеть в монументе сумасбродству Томойо-Кеча на вершине горы.
Байола протиснулась через толпу, пахшую человеческим потом и фимиамом, и наконец увидела канониссу.
Алексис де Шателен заметила подходящую сестру и резко кивнула в знак приветствия.
— Ты опоздала, — сказала она.
— Прошу простить меня, — ответила Байола, кланяясь. — На улицах много людей.
Де Шателен поджала губы.
— Молва уже разнеслась. Понятия не имею, как это произошло. Народ всегда обо всем прознает. Если бы мы могли использовать это и обратить их пронырливое любопытство во что-то полезное, то я бы не переживала за исход войны.
Канонисса была суровой, крепко сбитой женщиной. Серебристые волосы, неровно остриженные под прямоугольный боб, обрамляли жесткое лицо, состарившееся за время преданной службы длиною в жизнь. Ее губы стали тонкими, а кожа огрубела от возраста и солнечного света. Де Шателен с презрением относилась к косметической хирургии и потому выглядела на все свои сто сорок два года, однако ее движения были полны врожденной жизненной силы. Канонисса по-прежнему могла сражаться, а ее воля — Байола была в этом уверена — оставалась столь же несгибаемой, как и раньше. Она затмевала своим присутствием всех вокруг, высокая, худая как жердь, в полночно-черном доспехе с отделкой из светлого меха горностая и символом разбитого сердца, выполненным из жемчуга и рубинов.
— Они слышали даже больше, чем я, — признала Байола.
— Тогда я просвещу тебя, дитя, — сказала де Шателен. — Хвала Императору, на наш призыв ответили. Я уже практически отчаялась, но это было бы признаком недостатка веры, правда? Волки Фенриса прислали войска, как и обещал Великий Волк. Как раз вовремя. Они уже сразились с врагом и одержали победу. Мы отслеживаем их сигнал. Корабль прибудет в течение нескольких часов.
Байола сложила руки вместе и склонила голову. Целый поток эмоций накрыл Сестру Битвы: она начала отстраняться от мысли, что Волки могли не прийти.
— Сколько их? — спросила она.
— Не знаю. Боюсь, что немного. Но помни: один воин Адептус Астартес стоит сотни гвардейцев. А в части поддержания боевого духа их ценность куда выше. Они смогут убить столько врагов, что даже наши Целестины с ними не сравнятся.
— Да, я слышала об этом. Будем надеяться, что легенды не врут.
— Конечно не врут, — огрызнулась канонисса. — Я сражалась вместе с ними в прошлом. Следи за своими мыслями, палатина.
Байола поклонилась, извиняясь. Во время разговоров с де Шателен это приходилось делать часто.
— Я не хотела выказать неуважение, — произнесла она. — Но до этого мы служили с Льстецами, которые понимают наши пути и находятся в хороших отношениях со священными орденами Экклезиархии. А тут Волки. Я слышала о них… разные вещи.
Выражение лица де Шателен немного смягчилось.
— Да, я тоже. Да и кто не слышал? Но именно эти инструменты своей воли Император выбрал, чтобы помочь нам, поэтому, учитывая необходимость, именно они нам и нужны.
Прямолинейная вера канониссы иногда казалась Байоле трогательной, почти детской. Правда, признавать это, даже просто для себя, было опасно.
— Так и есть, — согласилась она. — Мне бы хотелось их увидеть.
— Тебе предстоит намного более серьезная задача. Я хочу, чтобы ты работала вместе с ними. Станешь нашим каналом связи. Надеюсь, возражений нет?
Байола почувствовала легкое удивление.
— Конечно, но я…
— Ты входила в Орден Фамулус до того, как присоединилась к нам, — отметила де Шателен. — Дипломаты. Я думаю, у тебя еще остались кое-какие навыки с тех пор. Они нам понадобятся.
Канонисса понизила голос и склонила голову, чтобы Байола могла ее слышать.
— Дела между Церковью и Волками не всегда шли гладко, — прошептала она. — Ты это знаешь, да и они не могли забыть. Я не дура, палатина. Я в курсе потенциального конфликта и хочу предотвратить его. Нам придется найти способ работать вместе, если не хотим погибнуть на этом пыльном куске камня.
Она положила свою латную перчатку на руку Байолы. Этот жест странно смотрелся в исполнении закаленной в боях женщины.
— Не подведи меня, Уве, — попросила канонисса. — Ты будешь тем голосом спокойствия, что наладит наш путь навстречу друг другу.