Кровь дракона
Шрифт:
Попервам ошеломленный, как дело обернулось, теперь Петр опомнился, признавая свою неправоту не в целях, а в действиях, какими желал их добиться. Единственным желанием осталось вернуться поскорее домой, чтобы обдумать случившееся и определить свой дальнейший путь. Он поклонился воеводе, не обращая внимания на слова его, не поблагодарил боярина, поскольку не видел его и не заметил переговоры с ним воеводы, и быстрыми шагами направился к дороге, ведущей к дому.
Боярин, велевший отпустить Петра, задумчиво наблюдал, как тот пробирается сквозь расступающуюся толпу. Когда кожевенник скрылся, к князю подошел Воротынский, хоронившийся
— Зачем ты отпустил ремесленника? Он был на мельнице, говорил с Пантелеймоном, узнал, кем тот действительно является. Кожевенник укрепился в своих подозрениях по отношению ко мне, к Воротынскому. Как можно освободить человека, который знает так много? По собственной глупости он мог очутиться в каземате и никто бы не нашел его там, пока не сгинул бы окончательно со света.
Усмехнувшись в ответ, первый боярин сказал:
— Пусть идет. Теперь, когда его затея провалилась, он — человек, народом уважаемый, — везде будет говорить о злодейских боярах, на которых сам царь опирается. А речь его может быть убедительна, ты сам слышал. Если правильно поведет ее — то и дурак-воевода прислушается. Так и в народе — сначала не поверят, затем будут сомневаться, зато потом, раз от разу слушая Петра, а он не остановится, не таков, чтобы сдаться, примут все им рассказанное за правду. Тут и мы, бояре, с прихвостнями нашими поможем слухам расползтись, правду ремесленника приукрашивая выдумками пугающими, царя порочащими, представляя его первым из нечисти зачинщиком. Смерть Петра бесполезна для нас, а жизнь пока еще пригодится.
Петр воротился домой, коротко рассказал жене о происшедших событиях, строго наказав быть осторожной в речах, не показываться на глаза Воротынскому и свите его, вести, по возможности, жизнь уединенную.
— Объяснить не могу, но сердцем чую, что странное происходит в Москве. Зреет что-то, люди диковинные появились, вроде и на Божьи создания непохожие. Когда вели меня в каземат, стояли такие в толпе, числом много, лицом и одежей похожи на всех, но как будто рвется личина иная из-под людской, а какая — не определить. Укрепился я в мысли о бесовстве, охватившем бояр и их приспешников, да что делать, не знаю. Поговорю с Потапом, не дурак ведь, только с пути от горя сбился.
Зайдя вечером к Потапу, нашел его в обычном состоянии смутном, от всего отгородившегося. Но все же не так был пьян, чтобы не понимать речи Петра, к концу которых и вовсе протрезвел.
— Знаешь сам, Петр, в бесовстве бояр был я уверен, но что и царь с ними — это и умом понять невозможно, и сердце не приемлет. Нельзя молчать, но нельзя и открыто говорить, бояре изведут. Думаю, нужно по крупицам тут и там открывать людям правду, может, и другие обиженные боярами отзовутся. Да ты говоришь, что не все бояре одинако злодеи. Как соберется сила людовская, там миром будем думать, что делать, как раньше вечем решали.
Сомневался Петр в действенности такой политики, но ничего другого предложить не мог. На том и порешили. Как и предсказывал боярин у царских хором, так и вышло. Постепенно крепла в людях уверенность в бесовской сущности не только бояр, но и царя, во главе их стоящего. Между тем, пришел апрель, краса весны цветком раскрылась, но благодать природы человека вроде и не коснулась — страшные пожары один за другим уничтожили вскоре многих людей и добро их.
Глава 18
Спиридон попал к дракону не в лучший день. Был Порфирий по жизни ленивым, насмешливым, страсть как не любил ничего делать.
Однако, каждый дракон по существующему неписаному кодексу чести должен был время от времени делать добрые дела и помогать людям. Порфирий уже давнее время уклонялся от этой обязанности. Но месяц назад принял крепкое решение, что если кто к нему пожалует, то непременно придется прийти человечеку на помощь.
Правда, случилось происшествие непредвиденное и крайне для дракона неприятное.
Летала по лесу сорока и принесла на хвосте гадкую новость.
Порфирий, услыхав ее, не поверил и решил, что стрекотуха нарочно дразнит его. Но когда он разобрался, то понял — дело серьезное и нужно что-то делать.
Потом явился сын человеческий и добавил еще бочку дегтя в крошечную миску с медом.
Вдоволь поиздевавшись над просителем, Порфирий решил лечь вздремнуть, а потом окончательно разобраться с делами.
Но сон все не шел. То ли объелся дракоша вкусными дарами, то ли тревога на сердце покоя не давала, в любом случае — не спалось.
На самом, деле не хотел Порфирий верить в то, что рассказала дура-сорока. В соседнем лесу жил, не бедствовал дальний родственник дракона — змей одноголовый. Прислал он весточку Порфирию, что надумал покончить с холостой своей жизнью и взять себе молодую спутницу. Дело-то оно, конечно, хорошее, но это уж кому что дорого. Он, Порфирий свою свободу ни на что не променял бы.
В любом случае, просьбу следует уважить и проведать молодых. Дракон взмыл в воздух, набрал высоту, чтобы люди-недотепы его не обнаружили, и полетел неторопко в гости к родственнику. Предвкушая вкусный обед и нравоучительные разговоры, Порфирий неторопливо приземлился и, неловко ковыляя, пошел в сторону пещеры, где проживал родственничек.
Хорошо, что драконы по земле ходят не очень быстро, а то было бы крайне неудобно. Наступил на что-то гость, а когда увидел на что, то понял, почему паскудница сорока так стрекотала. Отличная у нее появилась тема для сплетен.
Чуть было дракоша не раздавил в смятку нежное тело прекрасной, но, увы, мертвой нимфы.
«Совсем старый пень, пресмыкаемое полоумное, разум потерял, — мрачно негодовал Порфирий. — Ну хочешь брачные эти самые цепи на себя нацепить, изврат чешуйчатый, ладно. Дело твое, но чтобы змей взял за себя лесную нимфу. Это уж ни в какие ворота не лезет. Вот, он пример яркий и красноречивый — неравный брак и его последствия».
Сгоряча Порфирий решил скрыть следы преступления. Нимф этих в лесах полным-полно. Никто их не считает. Одной меньше, одной больше, кому какое дело. Вставал вопрос, куда девать тело.
Если закопать, то об этом станет известно деревьям. Чего доброго, и его обвинят в злодействе. Ну недаром же говорят, семейную жизнь и нечто неисправное, плохое одним словом зовут — брак.
Наконец, дракон решил отнести нимфу в пещеру родственника и завалить ее камнями. Поговорить с ним решительно, узнать, что и как, а потом взять на спину и улететь с ней в дальние страны, там где-нибудь в пустыне и кинуть. Взвалив легкую ношу на плечи, кипя от ярости Порфирий потащился к жилищу змея.