Кровь Джека Абсолюта
Шрифт:
Чтение кончилось. Лорд Мельбури захлопал в ладоши.
— Браво, милая, браво. Очень пикантно и… прямо в точку. Это… действует. Ты совершенно права. — Софа снова скрипнула, Мельбури встал. — А теперь…
В этот миг Фанни вдруг пронзительно взвизгнула:
— Ах! Что это там?!
— Проклятье! Что? Где?
— Там, милорд! За вашей спиной! На стене! Посмотрите же, что там?
Ее бедра чуть напряглись и разжались. Это был безусловный намек, и Джек подобрался. Через мгновение кринолин взлетел вверх. Лорд, повернувшись спиной к столу, рассматривал стену. Окно было распахнуто. Джек рванулся к нему
Лорд Мельбури обернулся. Его физиономия, чем-то напоминавшая морду лосося, что неустанно эксплуатировалось газетчиками, приобрела теперь совершенное сходство с карикатурами на нее. Глаза выпучены, рот глупо разинут, нижняя челюсть отвисла чуть ли не до груди. Джек, наполовину вылезший из-под платья, мило заулыбался. Он понятия не имел, что тут можно сказать. Как, по-видимому, и прочие участники сцены. Общее оцепенение длилось несколько бесконечных секунд. Затем все разом вскричали:
— Абсолют-младший!
— Ваша светлость!
— Милорд, я вам все объясню!
Последнее, впрочем, вряд ли было возможно. Фанни в свое время числилась незаурядной лицедейкой, но из такого положения не смогла бы выпутаться и гениальная актриса. Лорд Мельбури, лицо которого пошло пятнами, медленно выпрямился, сжимая громадные кулаки.
— Щенок! Как ты посмел?! Я… я…
Фанни нагнулась, сдирая ленты с лодыжек своего подопечного.
— Убирайся! Немедленно! — прошипела она.
Джек был не из тех, кому надобно повторять что-то дважды. Он моментально вспрыгнул на подоконник, вывалился из окна и, перемахнув через балюстраду, полетел, хватаясь за виноградные плети, к земле. Возле калитки его догнал разъяренный голос:
— Я тебя знаю, щенок! Тебя и твою ублюдочную семейку! И ты мне заплатишь! За все заплатишь! Клянусь!
Глава 7
НОЧЬ MOГАВКОВ
— …И пусть все, кто узнает, отныне живут в вечном страхе, ибо мы — Волк, Медведь, Змея и Ястреб — объявляем двадцать восьмое апреля тысяча семьсот пятьдесят девятого года днем возрождения древнего ордена могавков, наводившего ужас на улицы Лондона в правление покойной непорочной матери нашей нации, королевы Анны.
— Йеу-ха-ха! Йеу-ха-ха!
Низкий голос Маркса резко возвысился.
— Мы станем такими же дикими и свирепыми, как и наши предшественники, властвовавшие на территориях от Гардена и до Малла [48] . И мы вновь прославим тех дикарей, что живут в лесах наших колоний и чье имя мы носим.
— Могавков! — раздался всеобщий крик.
— Как мы же будем прославлять их, Медведь? — вопросил Джек.
— Исполнением ритуалов, Волк, — ответил Маркс.
— Назови их! — потребовали Змея и Ястреб.
48
Малл — улица в центральной части Лондона.
— Первый ритуал, — с важностью сообщил Маркс, — уже выполнен. Он предписывает каждому из могавков очищаться от всяческой скверны в «Шербет-вигваме».
Это была идея Маркса. Они выбрали стоявшую на Маленькой Пьяцце [49] гостиницу «Старый турок», где был большой выбор вкуснейших алкогольных шербетов. Они просидели там достаточно долго перед тем, как перебраться в таверну «Грезы Шекспира». Щеки Джека и Маркса пылали, у Фенби то и дело потели очки, и лишь субтильный, изнеженный Ид сохранял благородную бледность. В мире просто не существовало вещей, способных хоть как-либо повлиять на алебастровый цвет его кожи.
49
Пьяцца (piazza) — площадь (ит.).
— Ритуал номер два: вкушать черепаховые супы.
Эту мысль подал Фенби. Никто в мире не готовил это достойное восхищения варево лучше, чем здешний повар Джон Твиг, и теперь все могавки с нетерпением ожидали, когда его им подадут.
— Ритуалы номер три, четыре и пять: выслеживать индианок в древних охотничьих угодьях Сохо, подстерегать их, а потом…
Последний ритуал огласить не удалось, ибо дверь неожиданно распахнулась, впустив в номер гам общего зала таверны. Все встрепенулись, сглатывая слюну. Но в руках вошедшего не было ничего, кроме небольшой книжицы в плотной яркой обложке.
— Джентльмены, — проскрипел визитер, — я думаю, у меня имеется то, чего страстно жаждут как ваши сердца, так и чресла.
Джек предупредительно встал.
— Мистер Харрис, я надеюсь, вы не откажетесь выпить с нами стаканчик-другой?
— Благодарю, это очень любезно.
Голос мистера Харриса звучал тихо, как шепот, он покивал и меланхолично сел на предложенный стул. Когда дело касалось этого человека, волей-неволей приходилось держать ухо востро. Во-первых, он был не только управляющим этой таверны, но и одним из подпольных властителей Пьяццы, а следовательно, и всего Лондона, что говорило само за себя. Во-вторых, мистер Харрис утверждал, что является выпускником Вестминстер-скул, и никто, разумеется, не подвергал сомнению его слова. А тем паче Джек со своими товарищами, ибо в «Грезах Шекспира» даже в случаях наплыва клиентов для них всегда находился незанятый номерок.
— Эль, мистер Харрис?
Кисть тонкой белой руки сделала отрицательный жест.
— Нет, только не эль. Когда тебя мучают камни, приходится быть осмотрительным. Но я недавно получил партию великолепного арманьяка, и, если вы, джентльмены…
У Ида загорелись глаза. Он питал особую слабость к напитку, доставляемому контрабандным путем из страны, с которой Англия воевала уже три года, а потому Джеку пришлось его несколько охладить.
— Мы не можем пить ничего крепкого, сэр. Нынешней ночью нам нужны трезвые головы.
— Ах да, посвящение.
Мистер Харрис вздохнул. Он любил кстати и некстати упоминать о своем слабом здоровье, перебирая разного рода болезни, но о том, что ему досаждало на деле, явственно говорили усыпавшие его лоб и щеки прыщи. Этот человек был хроническим сифилитиком, что, учитывая его славу главного сводника Лондона, не казалось слишком уж странным, однако наводило на мысли, и Джек взял за правило не очень-то ему доверять. Особенно в рекомендациях интимного свойства. Ему не хотелось, чтобы кого-либо из могавков постигла та же судьба.