Кровь Джека Абсолюта

Хамфрис Крис

Ее расшнурованный корсет распахнулся, обнажив превосходные спелые груди. Красавица чуть помедлила, делая вид, что не понимает, какое впечатление производит на него это зрелище, потом отступила на шаг.

— Хотя говорить об этом уже поздно, сэр, я все же рассчитываю на то благородство, которое вы проявили сегодня, и смею надеяться, что мою тайну вы не откроете никому. Я занялась… вторым ремеслом в те тяжелые для меня времена, когда передо мной встал выбор: либо умереть с голоду, либо вернуться к набожной матери в Барнстэйпл. — Она вздрогнула. — И моя маска ограждала меня от неприятностей, связанных с… моими ночными занятиями.

Я не хотела быть узнанной, ибо, хотя обе избранные мной профессии зачастую совмещаются, когда речь заходит о контрактах, например в Гардене, не получится ничего путного, если чьи-то характеристики начинают со слова «шлюха».

Джека несколько покоробило как само слово, так и отвращение, с каким оно было произнесено. Заметив это, она вновь улыбнулась.

— Но… не бойтесь меня, мой юный сэр. Контракт в Ассамбле-рум позволяет мне поставить на моей второй профессии крест. Я даже просила Харриса вычеркнуть меня из нового списка. Но он сказал, что книга уже в печати и… ну, в общем… потребовал денег. Именно потому, — она показала на дверь, — я и перепугалась, обнаружив, что меня кто-то ждет. Знаете, я не была здесь уже неделю. И сегодня пришла лишь затем, чтобы забрать свое барахло.

Мисс Т. пнула ногой чемодан, высовывавшийся из-под кровати.

— Я решила… оставить эти подмостки, — продолжила она, глядя своему юному гостю в глаза. — Для лучших. Но… но поскольку мы здесь, а вы — друг Бургойна, замечательного драматурга, который напишет еще множество прекрасных пьес со множеством прекрасных ролей, то возможно… возможно…

Она стояла так близко, а Джека всегда восхищали актрисы. У них была волшебная, странная, запредельная жизнь. Кроме того, его мать некогда также подвизалась на сцене и, как сама потом признавалась, бросила ее лишь из-за титула мужа, зато принялась писать пьесы, чтобы не расставаться с миром, который был так дорог ей. К тому же его совершенно измучил не задавшийся с утра день. Грубо вырвавший Джека из объятий Клотильды и Фанни. В трех других комнатах Сохо братья-могавки, конечно же, не испытывали таких мук.

Поэтому Джек нагнулся и поцеловал великолепную родинку, в ответ на что мисс Т. томно вздохнула и не только прижалась к нему, но и провела языком по его языку. Однако… было во всем этом нечто заученное… лишенное боязливого трепета юной француженки или откровенного вожделения более зрелой ирландки.

Как только это соображение вошло ему в голову, в нем вновь началась мучительная борьба, однако выпивка все еще горячила его, а женское тело было податливо-безотказным. Тут зазвонили колокола собора Святой Анны, и Джек отпрянул.

— Что-то не так, милый мальчик? — прошептала мисс Т., вновь пытаясь привлечь его.

Но он уклонился. И, набравшись смелости, выложил, что ему, собственно, нужно. Сказанное так поразило мисс Т., что ему было предложено повторить все еще раз. Джек боялся, что она разозлится. Многие женщины на ее месте поступили бы именно так. Вместо этого мисс Т. рассмеялась.

— Что ж, в свое время я слышала множество странных просьб, но эта…

Она отступила на шаг и принялась деловито закатывать платье. Он неотрывно следил, как пядь за пядью обнажаются стройные ножки. В тех самых чулочках, что так пленяли публику Ассамбле-рум около часа назад.

— Так идите же ко мне, мистер Харрис… сон, — выдохнула она. — Мой благородный герой, мой защитник. Идите и получите

свой приз.

Однако Джек поначалу пошел к своей сумке. И только чуть позже ринулся в бой.

«Дом сидра» Боба Дерри на Мейден-лейн, или на улице Девственниц, плохо отвечал как первому, так и второму названию, ибо там не имелось ни сидра, ни невинных созданий — во всяком случае, Джек, приоткрыв один глаз, не сумел ничего этакого узреть. Там крутились лишь местные «кошечки», а из напитков подавали либо пунш, либо джин. И хотя каким-то краем сознания Джек еще помнил, что ничего крепкого в эту ночь пить нельзя, он заявлял протест, лишь прикладываясь к своей кружке. То есть глотал, обжигал гортань и выплескивал пойло на пол. А потом, перевернув кружку, орал:

— Нет, черт вас подери! Больше ни капли!

Однако как только он отворачивался, оловянную посудину наполняли, и Джек вновь втягивал в себя жидкий огонь. А потом кашлял, давился, плевался, ронял кружку на пол… и весь этот кошмар повторялся опять и опять.

От друзей не было ни малейшего проку. Маркс, отказавшийся сесть, смутным пятном маячил возле стола и говорил, говорил, рубя воздух ладонью с такой гневной страстью, что окружающие выпивохи предпочитали не обустраиваться около неуклонно надиравшихся школяров. Он был трезвым лишь очень короткое время, когда торжественно вручал Джеку кошель.

— Сотня гиней, заклад против Крестера, — сказал этот увалень, многозначительно подмигнув, после чего Джек минут десять тщетно пытался вернуть ему «эту мерзость». Что положило начало бурному спору, отголоски которого не утихали уже битый час.

Ид, в отличие от велеречивого приверженца вертикали, спорить ни с кем не желал. Он сидел, привалившись спиной к потемневшей от дыма стене, и вслух смаковал каждую деталь своего триумфального выступления в латинской пьесе. Аристократа ничуть не смущало то, что он обращается неизвестно к кому.

Завсегдатаи погребка между тем перешли к развлечениям. Две местные красавицы уже дрались. Платья их были порваны, груди обнажены, они царапались и кусались, разбрасывая вокруг клочья грязных волос. Зрители, окружавшие их, хохотали и делали ставки. Подобная же толпа собралась и в другом углу кабачка. Там две фурии наседали на багроволицего приземистого мужчину. Тот отбивался, но фурии брали верх. Миг — и они повалили крепыша на пол, полосуя ногтями его шею и щеки в явном намерении добраться до глаз. Тот завопил, призывая на помощь приятеля, который незамедлительно вступил в бой. Он прямо за волосы отодрал от лежащего одну из фурий, но удар головой о стол, казалось, ничуть не охладил ее пыл. Взвившись в воздух, она сшибла противника с ног, и на полу погребка образовалась шевелящаяся куча-мала.

Все это было довольно забавным, но Джек, аплодируя бравым девицам, не забывал краем глаза поглядывать и на дверь. Фенби опаздывал, и та часть его разума, что еще как-то пыталась анализировать происходящее, подавала сигналы тревоги. Конечно, могавки охотятся в одиночку и все такое, однако Джек все равно опасался за малыша. Впрочем, когда одна из воительниц вскинула кружку, чтобы расплющить ее о голый череп врага, в дверях появилась знакомая маленькая фигурка.

— Сюда, сюда!

Джек сорвался с места, растолкав публику, схватил Фенби в охапку и поволок обратно к столу. Маркс тут же сел, а Ид выпрямился, с ужасом разглядывая четвертого из могавков.