Кровь Джека Абсолюта
Шрифт:
— Ставка? Гм. Ставка. Так… где же она у меня?
– Он залез в насквозь мокрый внутренний карман камзола, вытащил женский чепец и потряс им, чтобы все слышали звон. — Тысяча извинений за упаковку. Вот деньги.
Судья улыбнулся.
— Видимо, это были приятные затруднения, сэр?
Джек, не ответив, пожал плечами, и вся компания рассмеялась. Кроме Крестера с его прихвостнями. Последний повернулся к Горацию, тот неприметно развел руками.
Крестер резко повернулся обратно.
— Мне кажется, мы должны их пересчитать.
По публике пробежал
— Вы ставите под сомнение слово этого джентльмена? — спросил судья. И посмотрел на Джека. — Вы ведь джентльмен, не так ли?
Джек, не сводя с братца взгляда, ответил:
— Я — да.
— Тогда ставка принята. — Судья посмотрел на Крестера. — Ваш черед, сэр.
Кестер с кислым видом отдал кошель, и если тот был и потяжелей чепца Джека, то рефери ничем этого не показал. Он сделал знак, и противников развели.
Джек с тяжким стоном сел на скамью, его окружили могавки. Первым заговорил Фенби.
— Что стряслось с тобой, Джек?
— Что-что! Он еще спрашивает. Разве не вы меня накачали? И потом бросили? А?
— Нет, Джек, — возразил Ястреб. — Все было не так. Мы уговаривали тебя пойти проспаться. Ты посылал нас. Потом Маркс уснул. Ида увели две красотки, а ты… Ты братался с нашим новым приятелем. Вы с ним пили как сумасшедшие. Потом он что-то шепнул тебе, а ты сказал: «Веди меня, брат». Я хотел задержать вас, но ты о-обозвал меня слепым недоумком. И ушел, а догнать тебя я не м-мог. По причине о-отсутствия зрения.
Фенби нервно моргнул и поправил очки. Старые, кое-где скрепленные нитками.
Джек почесал лоб и вздохнул.
— Да, парни. Как ни крути, виноват во всем я. Но… не только, ибо мне помогли. — Он кивком указал на Горация. — Со мной сыграли подлую шутку. Очень подлую. И даже хуже.
— Хуже? Что может быть хуже? — осведомился Ид.
Понизив голос, Джек ответил:
— Я сдал судье не гинеи.
— Что ты хочешь этим сказать? — вскинулся Маркс.
Джек дважды мотнул головой, вначале — от раздражения, потом — от боли.
— Что я сказал, нетрудно понять. Тот, кто украл у меня эту ночь, стащил и наши деньги.
Могавки застонали.
— То есть если ты проиграешь, мы будем о-опозорены? — неуверенно пробормотал Фенби.
— Вот именно, — сказал Ид. — А потому…
— Я выиграю, — заявил быстро Джек. — Но дело не только в этом. Моему братцу прекрасно известно, что в чепце нет гиней. Он найдет способ туда заглянуть. Даже если продует. — Его рука вскинулась, призывая могавков к молчанию. — Так что в конце матча приготовьтесь к прорыву. — Он указал взглядом на дверь. — Нам придется смываться с обеими ставками, и как можно скорее.
— Джентльмены, займите свои места, — призвал судья.
Джек с тяжким вздохом — голова его снова раскалывалась — поднялся со скамьи. Потянувшись к стойке, он принялся перебирать кии, катая их по сукну, пока не нашел самый ровный. Что-то забулькало у него в животе.
— Притащите-ка мне, ребята, воды. Ведерко. А лучше — пару. Одно пустое.
Он вразвалочку пошел к центру стола. Судья принялся излагать правила матча.
— Победитель определяется по результатам двух или трех игр. Первые две ведутся до ста очков, третья, если она понадобится, до последней песчинки в верхней склянке песочных часов.
Пока он объяснял систему норм и ограничений, принятых в «Золотом ангеле», Крестер придвинулся к Джеку.
— Ты — дешевый мошенник, — заговорил он краешком губ. — Твой чепец так же пуст, как сердце еврея! Может, мне рассказать о том всем?
— Валяй. А я в свою очередь расскажу, откуда тебе это известно. Что твой наемник накачал меня спиртным, обворовал и оставил у шлюхи. И все поймут, что мошенник ты, а не я.
— У тебя нет доказательств. А у меня они будут, как только я вскрою твой, — он фыркнул, — кошель.
— Так я и дам тебе это сделать.
— Куда ты денешься, когда я тебя разгромлю?
Это был все тот же конфликт, длившийся уже целую вечность, и Джек презрительно усмехнулся.
— Угу, попытайся, сопляк.
Судья подступил к ним с зажатой в пальцах монетой.
— Ваше слово, сэр, — обратился он к Крестеру.
— Орел.
От блеска вращающегося в воздухе шиллинга у Джека застучало в висках.
— Решка! Ваш выбор, сэр.
Джек осторожно тряхнул головой, та отозвалась взрывом боли. Любой предмет, попадавший в поле его зрения, немного двоился и словно плыл вбок. Он взглянул на шары. Красный стоял справа — в положенной точке, два меченых белых — на линии слева.
— Пусть начинает, — сказал он судье, но принятое решение диктовалось тактическими соображениями лишь отчасти, ибо все его познания о бильярдной игре словно бы выветрились из похмельного мозга.
Крестер ударил, а Джек прикрыл глаза в неимоверном усилии пробудить свою память. И — о чудо! — та пробудилась, но не от судорожных умственных потуг, а от стука, легчайшего четкого стука. Этот стук, чистый стук слоновой кости о слоновую кость, словно бы в один миг прокрутил перед его мысленным взором череду ярких воспоминаний. Начиная с момента, когда отец впервые вручил ему кий. Этот стук! Непередаваемый, характерный, манящий, он всегда отзывался в нем сладкой музыкой. Как в фешенебельном клубе «Сен-Джеймс», так и в низкопробных тавернах, чьи мутные воды населяли подлинные акулы этой захватывающей, обдающей душу холодящим восторгом игры. В часы досуга они допускали к столу школяра и, понимая, что с того нечего взять, снисходительно позволяли ему оплачивать их выпивку и закуску.
За первым стуком последовали еще два, что объяснялось либо высокой степенью мастерства, либо удачливостью кузена.
— Три очка за посыл в лузу цветного через чужого, — объявил судья, выуживая из сетки красный шар и устанавливая его на отметку.
Крестер, окрыленный успехом, покосился на Джека и, озадаченный тем, что глаза того крепко зажмурены, дернул в момент следующего удара рукой. Шары его встали в футе от борта и друг от друга.
— Ваша очередь, сэр, — выдавил он сквозь сжатые зубы.