Кровь Джека Абсолюта
Шрифт:
Когда началась погрузка, было еще довольно светло, и десанту не пришлось размещаться на ощупь, тревожа своей возней слух пикетов на неприятельском берегу. Хотя никто точно не знал, где их высадят, все понимали, что это произойдет за полночь, ближе к Квебеку, где-то между первой и второй склянкой, и, когда первая прозвучала, по лодкам пронесся шумок. Переговариваться рядовым было строго-настрого запрещено, однако солдаты задвигались, перехватили мушкеты и вообще стали держаться немного вольней. Посмотрев на этих ребят, Джек вновь поразился их молодости и почти детскому выражению лиц. Когда, еще на берегу, он поделился своим наблюдением с капитаном Макдональдом, тот, вытащив изо рта длинную
— Дети будут слепо повиноваться приказам там, где от их исполнения постарается уклониться более опытный человек.
Узнав, что старослужащие за глаза называют этих юнцов «бедолагами Дилона», Джек и вовсе расстроился, ведь он сам был моложе очень многих из них.
Сейчас это чувство несколько улеглось, и его теперь донимал только холод. Лодки, стукаясь друг о друга, скрипели все громче, и с соседней плоскодонки прозвучала команда обернуть их борта солдатскими одеялами. Джек повернулся на голос и с удивлением узнал в человеке, на которого мельком смотрел уже сотни раз, генерала Вулфа. Тот был в обыкновенном солдатском мундире и практически не отличался от остальных рядовых. Как, впрочем, и все офицеры десанта, и Джек теперь знал, почему это так. А просветил его в этом вопросе все тот же Макдональд.
— Канадские стрелки не упускают случая выпалить по кружевам, галунам и нашивкам, — заявил он, помогая молодому корнету спарывать с себя все перечисленное. — Хочешь быть жив, спрячь в карман щегольство.
Джек удивился еще и тому, что генерал тоже глядит в его сторону, он растерянно улыбнулся и неловко мотнул головой. Но еще больше его озадачило то, что командующий встал со своего места и принялся пробираться к нему. Миг, другой, плоскодонки качнулись, и Вулф сел рядом с Хоу.
— Вода что-то медленно поднимается, Билли, — сказал генерал.
— Действительно, сэр. И время уходит, — ответил Хоу с досадой и посмотрел на рулевого. — Долго еще, офицер?
Тот фыркнул.
— Думаю, около получаса. А может, и меньше, как знать.
Хотя разговоры и были запрещены, известие мигом облетело все лодки, и ночь моментально наполнилась словно бы щебетом птиц, который через миг оборвал краткий окрик сержанта.
— Замечательно. — Вулф потер руки. — Просто прекрасная ночь для того, что мы затеяли. Чадз!
— Вижу, вас радует эта чертова темнота, — проворчал моряк. — А вот меня она запросто может сбить с курса. — Заметив тревогу в глазах генерала, он поспешно добавил: — Не сомневайтесь, я приведу вас к берегу, сэр. Не понимаю, почему лягушатники так страшатся коварства здешних мелей. Клянусь, ночью Темза раз в сто опасней.
Послышался приглушенный смех и взрыв кашля. Генерал ухитрялся справляться с ним, пока молча сидел в своей лодке, но оживление усыпило его бдительность, и капли вылетевшей изо рта крови окропили доски настила.
— Извините меня, джентльмены, — прошептал он, прижав к губам платок.
Все молчали. Где-то пронзительно крикнула птица, кто-то, вздрогнув, перекрестился, и Вулф, заметив это, наигранно бодро спросил:
— Ну, ребята, не знает ли кто какой новый стишок?
Чтобы нам не томиться от скуки. С месяц назад я слышал что-то забористое. Накропанное сержантом Ботвудом из сорок седьмого. Кто-нибудь помнит что-нибудь, а?
Капитан Дилон пошевелился.
— Я помню только название, сэр. Стих назывался «Горячее дельце».
— Хорошо звучит, черт возьми. Сорок седьмой, где он у нас? Через две-три лодки, если не ошибаюсь.
Он привстал, вглядываясь в темноту.
— Сэр, — тихо сказал Дилон, — старина Ботвуд убит при Монморанси.
— Что? Ах да.
Вулф, сгорбившись, сел на скамью.
Вновь наступила мертвая тишина. Все прятали взгляды. Ночная птица опять издала жуткий крик. Джек тоже потупился. Он, правда, не участвовал в этой кровопролитной кампании, но от Макдональда кое-что о ней знал. Высадка в Монморанси была самым жестоким уроком из всех преподанных французами англичанам, попытавшимся захватить их столицу в Канаде — Квебек. Несколько безрезультатных попыток прорвать оборону врага и долгие дни прозябания в плохо обустроенных лагерях едва не доконали английское войско. Каждый третий солдат или погиб, или подцепил там чахотку. Вулф стал харкать кровью, а Монкальму только раскисшая от дождей почва не позволила подобраться к противнику, чтобы довершить его полный разгром. Эта безуспешная операция сильно подорвала веру англичан в свои силы, и невольное упоминание о ней ввергло очень многих в уныние, явственно проступавшее теперь на лицах солдат.
— Я знаю кое-какие стихи, сэр, — неожиданно выпалил Джек.
— Ты, парень? — Бледное лицо Вулфа вскинулось. — Надеюсь, не из Вергилия, а? Я его просто не выношу.
— Нет, сэр. — Джек стал прикидывать, не прочесть ли что-то из «Гамлета», но тут же отверг эту мысль. Пьеса была чересчур уж трагичной, а тут требовалось нечто иное, берущее за душу, тихое. Он быстро порылся в памяти и просиял. — Нет, это Томас Грей. Его элегия «Сельское кладбище».
— Томас Грей? У меня есть его книга. — Бледные щеки недужного порозовели. — Это, пожалуй, то, что нам надо. Давай-давай, парень, читай!
Джек перевел дыхание, кашлянул и завел.
Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
Шумящие стада толпятся над рекой;
Усталый селянин медлительной стопою
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.
Он почувствовал, как солдаты в его лодке, да и в соседних, напряглись, прислушиваясь к нему, но не смутился, а напротив, охваченный странным воодушевлением, продолжил чтение, воссоздавая фрагмент за фрагментом картину сумеречного кладбища с простыми могилами и замшелыми, потрескавшимися надгробиями, под какими покоились безымянные сельские труженики, точно такие же, как отцы и матери тех, кто сейчас слушал его. Тех, кто, оставив родительский дом, покинул холмы своего отечества, чтобы сражаться за его интересы на болотистых бурых равнинах, сменив серпы на штыки, топоры на мушкеты, а плуги на пушки. Тех, кого слова замечательного поэта на доли мгновения волшебным образом воссоединили с их близкими и с бесконечно далекой от них родной стороной.
Негромкий голос чтеца проникновенно звучал в тишине лунной ночи, но тут в борт лодки ткнулась волна, потом вторая, третья, вода заплескалась, и, хотя до конца элегии было еще далеко, очередное четверостишие Джек прочел так, словно оно было последним.
На всех ярится смерть — царя, любимца славы,
Всех ищет грозная… и некогда найдет;
Всемощныя судьбы незыблемы уставы;
И путь величия ко гробу нас ведет.
— Да, — встрепенулся Вулф. — Славы! И еще до могилы, заметьте! Что ж, если так все и выйдет, я с превеликой благодарностью улягусь в нее. Это наконец прилив, мистер Чадз?
— Да, сэр, он самый.
— Тогда давайте-ка оседлаем его.
По череде лодок побежала команда рубить канаты; на грот «Швейцарии», сигналя остальным рейдерам, подняли два фонаря. Вулф встал, чтобы перебраться на свою плоскодонку, и для устойчивости оперся на плечо Джека.
— Боже мой, Абсолют, — сказал он. — Наверное, я променял бы воинскую карьеру на возможность писать такие стихи. М-да. — Он подмигнул. — А может, и нет!
И легко перескочил через борт.
Слева послышался вздох, Макдональд согнутым пальцем отер увлажненные веки. Заметив взгляд Джека, он ничуть не смутился и проворчал: