Кровь и честь
Шрифт:
«Ничего! — зло подумал Вадик. — Начнут над головой пули свистеть — и по большому, и по малому схожу разом. Прямо в штаны, как в детстве…»
Никаких таких детских грехов он за собой не помнил — рос аккуратным мальчиком, но надо же взбодрить себя! Хотя бы непристойностью.
«Чуть не забыл!..»
Вадик суетливо выколупнул из одного магазина патрон и сунул в нагрудный карман. Последний, для себя. Нет, разумом он все равно не верил, что все это взаправду и что придется когда-нибудь достать этот патрон, вставить в опустевший магазин, передернуть затвор… Он видел такое в старом фильме про войну. Действие это будило в душе надежду: в
«Размечтался! — решительно отогнал надежду прочь солдат. — Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете… Сказки!..»
Он вздохнул, слился, как учил инструктор в учебке, в единое целое с оружием и поймал ближайшую фигурку в прицел…
5
Шапка и в самом деле оказалась максимовской — а откуда здесь могла взяться иная? Вон, и фамилия вытравлена хлорочкой на подкладке: «Максимов В. Н., в/ч…»Аккуратный парнишка — буковка к буковке, не то что у других — вкривь-вкось, тяп-ляп… И как это он не попадал до сих пор в поле пристального взгляда взводного? И образование опять же… Не деревня какая-нибудь… Эх, надо было раньше приметить, может, и не случилось бы всего этого…
Александр, держась одной рукой за самодельную веревку — он шел первым, как и подобает в таких случаях, — сунул «афганку» за ремень и сполз чуть-чуть вниз, не забывая шарить в непроглядной черноте под собой лучом фонарика.
— Спускаться, товарищ лейтенант?
Перепелица все никак не мог отклеиться от относительно ровной поверхности. Наверное, рассчитывал на то, что командир махнет рукой и заявит: «Да ладно там, пустое! Черт с этим Максимовым!..» Размечтался!
— Давай, Перепелица, помаленьку! И страхуй тех, кто над тобой. Но все хором не лезьте — трос может не выдержать. Я спущусь вниз, дерну, ты передашь следующему. Чтобы больше двух человек разом на весу не было! Понял?
— Понял…
Осторожно пропуская через ладонь веревку (лихо соскользнуть вниз и не получилось бы — узел на узле), офицер сползал по крутому гладкому склону до тех пор, пока подошвы не наткнулись на преграду, а свет фонаря не позволил убедиться в том, что это не какой-то каменный выступ, а вожделенное дно. А заодно и в том, что здесь не валяется бездыханное тело хозяина только что подобранной шапки.
«А парень-то в рубашке родился! — лейтенант обшарил лучом все вокруг. — Живой, чертяка! Здоровый или нет — еще вопрос, но то, что самостоятельно убраться отсюда смог — уже вселяет надежду. Здоровый, конечно: куда бы он делся со сломанной рукой или ногой? Сидел бы тут да скулил. Нет, он выход отправился искать — молодец!»
Бежецкий дернул за веревку, и пару минут спустя, чуть ли не ему на голову, раскорякой сполз Перепелица.
Вся группа собралась внизу через десять минут. Бойцы сопели, перешептывались — большинству было впервой такое экстремальное действо. Александр мимолетно пожалел, что прихватил с собой снайпера Емельянова с его «СВД» — толку от этого оружия в пещере не было никакого, но, подумав, махнул рукой. Слава богу, гранатомет не сподобился захватить!
— Вводная такая… — Направив луч фонаря вверх, чтобы он, отражаясь от свода пещеры, создавал рассеянное освещение, офицер собрал бойцов вокруг себя: в косых отсветах их лица казались застывшими масками. — Максимов скорее всего при падении не пострадал… Или пострадал, но не критично, — опередил он возможные вопросы и догадки. — Двигаться может самостоятельно. Предположительно, он отправился искать выход отсюда, чтобы выйти к заставе снаружи…
— А почему тогда не вышел? — не выдержал один из бойцов.
— Неизвестно, — отрезал лейтенант. — Может быть, ход уходит дальше, в глубь горы, или не имеет выхода на поверхность вообще…
Он тут же пожалел, что так сказал: солдаты начали обеспокоенно переглядываться.
— А может быть, — как ни в чем не бывало продолжил Александр, — выход всего лишь расположен где-нибудь в отдалении. Честно говоря, — добавил он, — я уверен, что эта штольня проточена водой. А куда может деться водяной поток? Только наружу!
Этот вывод не имел ровно никакого обоснования: мало ли подземных рек текло, не выходя на поверхность! Но своей цели лейтенант достиг — бойцы несколько взбодрились от того, что карабкаться на кручу по веревке не понадобится.
А немного погодя он и сам убедился в правоте своих слов — навстречу дул ровный прохладный ветерок…
— Не понял… — Бежецкий посмотрел на свои «Командирские» часы, потряс их, приложил к уху: нет, надежный механизм, еще ни разу не подводивший владельца (на задней крышке, под ремешком имелась гравировка, сделанная два года назад: «Будущему генералу от майора» — часы подарил в день выпуска из училища отец), тикал исправно.
Но обе стрелки почти слились на цифре «один», а из округлого туннеля за плавным поворотом струился мягкий предутренний свет!
— Перепелица! Сколько на твоих?
Сержант подвернул рукав и, продемонстрировав щегольские электронные «Сейко» на металлическом браслете (клялся-божился, что никаким мародерством тут и не пахнет, а часы честно куплены в кабульском духане, но лейтенант ему не верил — брезгливостью хохол не особенно отличался), объявил:
— Час ноль семь.
— Что там, прожектор светит, что ли? — пробормотал офицер, ничего не понимая, и осторожно выглянул наружу.
Над горами занималась заря, и через всю долину к кишлаку протянулись длинные синие тени.
Но изумляться необъяснимому чуду природы было некогда: где-то вдалеке бухнул выстрел, ему ответил другой, и поднялась канонада, дробящаяся и множащаяся эхом в тишине утра.
— Это Максимов, — вычленил опытным ухом из мешанины выстрелов короткие «калашниковские» очереди лейтенант. — Отделение, слушай мою команду!..
Боек звонко клацнул впустую, и Вадик торопливо передернул затвор, чтобы выбросить давший осечку патрон. Увы, магазин был пуст. Надеясь на чудо, боец перебрал по очереди все четыре, но ни в одном не было видно оливково-зеленого тельца с медной остроконечной головкой. Боеприпасы закончились.
«Гадство какое. — Максимов перевернулся на бок и левой рукой выскреб из нагрудного кармана последний, припасенный на всякий случай патрон: правое плечо, отбитое отдачей, ныло тупой ломящей болью, острыми уколами отдавая по всей руке до кисти — столько стрелять, да еще в таком темпе, солдату не доводилось даже в учебке. — Я думал, дольше удастся продержаться…». Часов у него не было — не положено «салаге» такого богатства по неписаным армейским законам, но с того времени, когда он с радостью увидел, что от его первого одиночного выстрела мешком завалился на бок первый бородач, минуло никак не меньше полутора часов. Вон и солнце успело выкатиться на небосвод, било в глаза так, что больно было смотреть.