Кровь и честь
Шрифт:
— Раз такое дело, то я могу пойти вам навстречу, — принялся юлить Гольдшмидт. — Например, я мог бы дать вам девятьсот двадцать пять тысяч или… Гулять так гулять — девятьсот пятьдесят!
— Восемьсот, — не повышая голоса сказал Саша, глядя старику прямо в бегающие глазки.
— Что? — опешил тот. — Я вас не совсем понял…
— Восемьсот тысяч, — повторил поручик. — Но деньги сейчас и без ваших… — он покрутил в воздухе кистью, — формальностей. Я — человек военный, и формальности мне совсем ни к чему.
— Но… — попытался барахтаться Соломон Давыдович,
— Значит, восемьсот, наличными и сегодня, — подытожил Александр, поднимаясь из кресла и забирая коробочку с перстнем. — До семнадцати часов деньги должны быть в моем особняке. Иначе эта безделица окажется у…
— По рукам, — оскалился Гольдшмидт. — Деньги будут у вас в шестнадцать пятьдесят.
Точность действительно была его кредо: приказчик ювелира с чемоданчиком, полным наличных, прибыл в особняк Бежецких в шестнадцать пятьдесят две…
— Это опять вы? — Лицо банкира Раушенбаха при виде поручика стало кислым, будто он только что раскусил гнилой орех. — Никак не успокоитесь? Опять собрались лишать меня жизни? Полноте — это уже напоминает дурной водедиль! Да и не за что, вроде ваша пассия так и не стала моей женой, да и вообще…
— Нет, я по другому поводу. — Саша поставил на ковер принесенный с собой чемоданчик и принялся стягивать перчатку.
— Ну, слава богу! — всплеснул руками Михаил Семенович. — А то я уж испугался! В прошлый раз вы заявились с «браунингом», оттягивающим карман, а сейчас притащили целый чемодан. Что у вас там? Базука? Пулемет с полным магазином? Целый арсенал? Боюсь даже представить…
— Нет, — развел руками офицер. — Всего лишь деньги. Банковские билеты, выпущенные Государственным банком Российской империи. В достаточном количестве.
— В достаточном для чего? — Барон не скрывал своей озадаченности. — Вы, если мне не изменяет память, мне ничего не должны…
— Я не должен, — кивнул Бежецкий. — К счастью. Для вас. Должен один из моих друзей.
— Почему же он сам…
— Увы, он не может сам.
— Болен? Я не зверь, мог бы…
— Убит. На дуэли.
— А-а-а! — Лицо банкира прояснилось. — Кажется, я начинаю понимать, о чем идет речь…
— О ком, — мягко поправил Саша.
— Благородство, благородство… — пропел, цветя, как майская роза, Михаил Семенович. — Как люблю я это слово!.. Что же мы стоим? — всполошился он. — Присаживайтесь к столу, мой друг! Эй, кто там! — нажал он на вделанную в стол кнопку. — Распорядитесь…
— Не стоит, право, — Саша сел в кресло и поставил чемоданчик перед собой. — Я ненадолго и сыт к тому же.
Кусок не полез бы ему в горло в этом доме…
— Ну что же… — Раушенбах уселся напротив и сцепил пальцы рук. — Если вы ничего не хотите, давайте покончим с этим делом прямо сейчас.
— Охотно, — кивнул Александр, расстегивая шинель, и с удовольствием отметил, как впились глаза барона в ордена на его груди — особенно в сияющую золотом афганскую звезду, которую поручик никому бы не показал, кроме него.
— Вы… э-э-э… Вы в курсе, — с некоторым трудом справился с собой Михаил Семенович, — сколько именно должен мне… м-м-м… Дмитрий Аполлинарьевич? У вас там хватит? — кивнул он на чемоданчик.
— С избытком, — заверил его Бежецкий. — Триста пятьдесят тысяч рублей, если не ошибаюсь?
— М-м-м-м… Почти что так, — принял бесстрастный вид банкир. — Четыреста. Изволите выдать?
— Изволю. А вы, сударь, извольте выдать закладные, векселя или что там у вас.
— Непременно. — Барон суетливо выбрался из-за стола. — Позвольте отлучиться на минуточку?
Отсутствовал он минут пятнадцать. За это время скучающий молодой офицер успел изучить обстановку кабинета, пролистать лежащий на краю стола толстый экономический журнал, содержимое которого уже с первых страниц навеяло на него несказанную тоску. Исчиркать и изрисовать рожицами пару-тройку листов бумаги…
— Не скучаете? — Барон с лучезарной улыбкой Деда Мороза выложил перед ним на стол тоненькую пачку красивых, похожих на ассигнации бумажных листов, щедро украшенных российскими двуглавыми орлами и радужными печатями в золотистых медальонах. — Тут все — копеечка в копеечку. Все четыреста тысяч целковых. Вот это — закладная на особняк… — принялся он листать бумаги. — Это вот — вексель на двадцать пять тысяч…
— Не трудитесь. — Саша равнодушно посмотрел вексель на свет, бросил обратно на стол и отщелкнул замки своего «сейфа» — ювелир расщедрился на действительно неплохой чемоданчик: из какого-то легкого, но прочного сплава, по словам приказчика, в огне не горящий и в воде не тонущий. И не поддающийся взлому.
Перед Раушенбахом одна за другой улеглись на зеленое, словно у карточного стола, сукно восемь аккуратных, перехваченных крест-накрест бумажными бандерольками, пачек.
— Можете не пересчитывать.
— А вот тут не вам меня учить, молодой человек, — огрызнулся банкир, нервно разорвал одну из бумажных полосок и молниеносно, как карточную колоду, пролистнул веер пятисотрублевок — только портреты Петра Великого промелькнули.
Поручик просто залюбовался мастерством, оказавшим бы честь любому иллюзионисту-престидижитатору. Но выступление длилось недолго — на пересчитывание купюр у Михаила Семеновича ушли считанные минуты.
— У вас все? — смахнул он деньги в ящик стола и поднял глаза на посетителя — приветливость его испарилась вместе с деньгами. — Если так, то не смею вас задерживать.
— Расписочку позвольте, — толкнул к нему несколько листов чистой бумаги Саша, покоробленный резкой сменой тона. — Я, такой-то и такой-то, получив от такого-то сумму в таком-то размере, не имею к покойному князю Вельяминову Д. А., равно как к его наследникам, никаких финансовых претензий…
— Да знаю, знаю! — Барон быстро набросал несколько строк и снова тронул кнопку вызова. — Афиноген? Быстро нотариуса ко мне!.. Придется подождать, — елейно улыбнулся он, снова становясь радушным хозяином. — Может быть, все же рюмочку коньяка?