Кровь и грязь
Шрифт:
— Харлин? Где-то я слышала его имя.
— Он — единственный из уцелевших проповедников культа Эригена и бывший писарь замка. Говорят, он до сих пор хранит в укромном месте некоторые из тайных свитков, уцелевших после пожара в хранилище.
— Это не его ли дом не так давно сгорел дотла? Я слышала от отца, что старик погиб в пожаре.
— Олак выдает желаемое за действительное. Я вовсе не имею в виду, что он желал бы смерти бедного Харлина, но ваш отец прирожденный слуга и твердо верит в правоту хозяев. Сейчас этого не следует делать. Ему повезло, что он служит Локлану. Передайте Локлану мои сомнения, пусть он сам поговорит с Олаком.
— Но
— Затем, моя дорогая, что я бы очень советовал Локлану взять Олака с собой. Да и вам будет спокойнее, не правда ли?
— Вита Ривалин, я правильно понимаю, что спасение, по-вашему, заключается в том, чтобы нам всем бежать неизвестно как и зачем через Бехему?
— Как — я сказал. Способ уже найден, только Локлан должен его осознать. Ему в этом поможет Вил. Зачем? Чтобы остаться в живых. Чтобы сохранить кровь наших предков.
— Но…
— В жилах Локлана, в ваших жилах, в жилах вашего отца, в жилах Хейзита, о чем он не догадывается, течет чистая кровь вабонов, кровь Дули. Если об этом узнают враги, которые пока исподтишка уничтожают тех, кто на поверхности — Ракли и Локлана, — вас всех постигнет та же участь, что и младшего сына Ракли, несчастного Ломма, отправленного на казнь собственным отцом. Разумеется, по наущению тех, кому это было выгодно. Хорошо еще, что люди не поверили в причастность Локлана к смерти брата. Сейчас главная ваша задача — выжить. Чтобы собраться с силами и отомстить.
— Но кому? — Орелию раздражала постоянная недосказанность в словах собеседника. — Пока вы назвали только Скелли. Неужели мы все должны бежать от него одного?
— Я еще, если помните, называл посланцев Квалу.
— Так ведь не по именам же!
— Вы когда-нибудь видели Квалу?
— К счастью, нет, — попыталась улыбнуться Орелия. — Надеюсь, мне пока еще рано с ней общаться.
— Я не об этом. Неужто вам никогда не попадалось ее изображение? Во многих домах, особенно в семьях виггеров, ее все чаще можно встретить в виде глиняной куклы, которой хозяева нет-нет да и подносят требы — жертвы с просьбами о заступничестве. Неужели ваш отец никогда не прибегает к этому невинному обряду?
— Да нет, ничего такого у нас нету. Отец чтит культы многих героев…
— Вы опять меня не понимаете! — воскликнул Ривалин. — Культы героев безлики. Никто сегодня не знает, как на самом деле выглядел Дули, или Эриген, или Адан. Для них существуют одинаковые по виду беоры. Даже находка доспехов и черепа Дули, к которой причастен наш друг Вил, — больнейший удар по посланцам Квалу. Ладно, идемте, я кое-что вам покажу.
Орелия покорно последовала за слепым провожатым. Пробираясь в толпе веселящихся гостей, она не отпускала его влажной руки и надеялась, что никому нет дела до их причудливой парочки. Даже Биринею.
Идти пришлось аж в противоположный угол залы. Там Ривалин остановил очередную служанку, взял с подноса чашку с орехами и сухими фруктами и предложил Орелии угощаться.
— А пока вы делаете вид, будто вам очень нравятся эти мертвые плоды, — сказал он, — изучите внимательно стену за моей спиной. Неужели ничего не узнаете?
Орелия с волнением пробежала взглядом по знакомым узорам, какими обычно украшают стены в богатых домах эделей, по вырезанным из дерева изображениям зверей — покровителей дней рождений домочадцев, но гирляндам засушенных растений, хранимых на случай болезней, и остановилась на вопросительной физиономии Ривалина.
— Увидели?
— Да вроде ничего особенного…
— Вы меня разочаровываете, моя дорогая. Вы ведь учились в Обители Матерей. Вспомните, кто считается олицетворением Квалу на земле.
— Сова.
— Там есть сова?
Орелия снова перевела взгляд на стену. Сов было целых три. Выполненные умелой рукой, они являли собой весьма выразительных представителей пернатой братии. Особенно выделялась одна, самая крупная, нахохлившаяся и, казалось, вот-вот готовая повернуть круглую голову. Выпученные глаза совы смотрели прямо на Орелию. Еще мгновение, и птица крикнет…
— Никого не напоминает? — раздались над ухом тихие слова Ривалина.
Короткий, загнутый вниз клюв на приплюснутой мордочке, пышное, бесформенное тельце на кривеньких лапках, удивленный взгляд, темные синяки под вытаращенными глазами…
— Йедда, мать Кадмона!
— Не так громко, миси Орелия. Хотя вы совершенно правы. Наконец-то вы стали видеть суть вещей. Надеюсь, это только начало.
— Но послушайте, какая между ними связь?
— Самая прямая. Посланцы Квалу — это сторонники Йедды. Вернее, таких, как Йедда. Если вы дадите себе труд задуматься, то наверняка сможете вспомнить еще несколько знакомых, наделенных теми же легкоузнаваемыми чертами.
На ум пришли две старенькие настоятельницы из Айтен’гарда, чужие друг другу, но производившие впечатление родных сестер. Ривалин прав: Йедда рядом с ними показалась бы любимой племянницей. Состарившись, она определенно будет точной их копией.
— Вы хотите сказать, что они все — родственники?
— И нет и да. Я считаю, что на самом деле они гораздо ближе друг к другу, чем шеважа, которых изначально объединял только цвет волос. Ведь когда-то они были частью нас, говорили на нашем языке, сражались с общими врагами плечом к плечу с вабонами. В один прекрасный день шеважа были грубо вытолкнуты из наших рядов, уединились в лесах и замкнулись в себе. Таких же, как она, никто и никогда не выталкивал. И теперь уже вряд ли вытолкнет. Хотя стоило бы заняться именно этим, а не гоняться по Пограничью за одичавшими изгоями, поступками которых, как это жутко ни прозвучит, также управляют посланцы Квалу. Смотрите на меня каким угодно взглядом, моя дорогая. Мне не привыкать. Да, я вас не вижу, но прекрасно чувствую, о чем вы думаете. Однако дело все в том, что «посланцами Квалу» я называю вовсе не какую-то определенную семью предателей или хитростью проникший в наши ряды чужой народ. Это не народ, — ткнул Ривалин в застывшую на стене сову-Йедду. — Это — болезнь. Порок, передающийся по материнской линии. Именно поэтому он проникает всюду и разрушает изнутри. Вам доводилось видеть главного писаря Скелли, который сейчас занят как раз тем, что готовит письменные доказательства их превосходства? Нет? Тогда посмотрите еще раз на нашего радушного хозяина Кадмона и представьте, каким он будет зим эдак через пятьдесят. Теперь вы понимаете меня?
Орелия забрала из чаши последний орех. От захлестнувших ее новостей кружилась голова. Хотелось на воздух. К тому же на помост, которым служил большой обеденный стол, взобрались приглашенные ради такого случая музыканты — струнодеры, стукачи да подпевалы, — и гости один за другим стали пускаться в пляс. Слуги пооткрывали окна, однако дышать приходилось затхлым воздухом поедаемой снеди и разгоряченных тел. Эфен’мот был в самом разгаре.
— Что мне делать, вита Ривалин? Я никогда ничего не боялась в жизни. Но сейчас мне страшно…