Кровь и крест
Шрифт:
Стражники схватили Ингу и поволокли к палачу. Она вырывалась и кричала:
– Я ни в чём не виновата. Что вы делаете?! Господи! Заступись за меня!
– Ещё имя Господа смеет упоминать, ведьма! – возмутился Иоанн, следуя за стражниками.
Привели вторую обвиняемую – Катарину Лэменг. Катарина, стройная красивая девушка, старалась держаться спокойно, с достоинством.
– Катарина, ты обвиняешься в том, что извела беременную женщину. Что скажешь? – отец Конрад ненавидел красивых женщин, считая их всех ведьмами от рождения, смотрел на Катарину, как на исчадие ада.
– Уточните, святой отец, какую женщину? – спокойно спросила Катарина.
– Ага! Значит, ты извела не одну женщину, а много! – обрадовался Конрад, потирая руки.
– Я никого не изводила. Если вы прочитали донос Ванессы Браун, то выкидыш у неё случился не по моей вине – не надо было тяжести таскать. Я просто сказала ей об этом, вот и всё. Как же я её извела? – возразила Катарина.
– Уж слишком ты спокойна и уверена. Видимо, рассчитываешь на помощь твоего покровителя? – разошёлся фрайшефен.
– Какого? – удивилась Катарина.
– Дьявола! – выкрикнули Конрад и фрайшефен почти одновременно.
– Я никогда не имела с ним дел.
– Сейчас посмотрим. К палачу её! – распорядился Конрад.
Он взглянул на список обвиняемых.
– Приведите сюда Анну Брусвер, и побыстрее.
Анна Брусвер, женщина сорока пяти лет, предстала перед фемом.
– Анна Брусвер, ты обвиняешься в том, что во время грозы летаешь по городу на метле и разбрасываешь зелье, отравляющее младенцев. Что скажешь?
– Я не умею летать по воздуху на метле, – ответила Анна.
– Тогда почему во время грозы ты выходишь во двор и берёшь мётлы? – спросил отец Конрад.
– Возможно, перед началом грозы я и выходила во двор, чтобы убрать мётлы, иначе бы их намочил дождь.
– Значит, ты признаёшь тот факт, что выходила во двор и брала мётлы? – докапывался Конрад.
– Признаю, выходила, но только чтобы убрать мётлы от дождя.
– А может, ты хотела спрятать их, после того как прилетала? А что ты скажешь по поводу зелий, которые варишь каждый вечер?
– Это совершенно безвредные зелья. Я варю их из трав шалфея и мяты, а затем пью как отвар.
– Ты признаешь, что варишь зелья? – уточнил фрайшефен.
– Да, но не с целью причинения вреда. Я слаба и постоянно кашляю, а отвары помогают мне.
– Ты пьёшь отвары, а затем уже идёшь во время грозы во двор? – докапывался до истины отец Конрад. – Сначала ты их пьёшь, а потом летаешь?
Измученная Анна совершенно запуталась, не понимая, кому мог причинить вред отвар из шалфея с мятой.
В то время как отец Конрад вёл допросы нечистивых ведьм, в подвале ратуши радел палач, служа святому делу.
Палач Хёральд был опытным в своём деле. Вот уже более десяти лет он растягивал обвиняемых на лестнице, надевал «испанский сапог», сёк розгами, дробил кости. Поначалу было трудно – обвиняемые вызывали жалость, по ночам их душераздирающие крики и мольбы о снисхождении стояли в ушах. Но служба палача хорошо оплачивалась, и Хёральд, не обученный никаким наукам и ремёслам, понимал, что придётся всю жизнь пытать женщин, многих из которых он до этого видел на улицах города красивыми и жизнерадостными. Сначала Хёральд задумывался над тем, что происходило в пыточных камерах, потом оставил это занятие, ибо подобные мысли вызывали слишком много сомнений – так и без куска хлеба можно остаться.
Стражники привели Ингу Розенкранц. Брат Иоанн занял место писаря за маленьким столом с чадящим факелом и приготовился записывать всё, что скажет обвиняемая.
– Отец Конрад приказал применить к ней «испанский сапог», – сказал Иоанн.
– Надо будет, применим, – промычал недовольный Хёральд тем, что вмешиваются в процесс его работы.
Он схватил Ингу своими огромными лапищами и привязал кожаными ремнями к лестнице, крепко привинтив правую ногу в «сапоге».
– Я буду тебя пытать до тех пор, пока ты не похудеешь и не станешь прозрачной! – рявкнул Хёральд на перепуганную трясущуюся девушку и приступил к выполнению своих обязанностей.
Он взял розги с кусками олова на концах, зашёл со спины Инги и начал свою работу. Девушка кричала истошными воплями. Затем Хёральд счёл, что выбранные им розги – это слишком просто, и взял другие – с железными крюками на концах. Тут же брызнула кровь Инги, мелкие куски мяса со спины полетели в разные стороны.
– Говори, как тебе являлся Дьявол? Когда? Что вы с ним делали? – Иоанн приготовился записывать, взяв перо.
– Я никогда его не видела, – еле выдавила из себя Инга.
– Продолжай, – Иоанн дал команду палачу.
Хёральд взял вращающуюся кругообразную железную пластину с заточенными краями, вырывавшую куски мяса со спины обвиняемой. Он запустил приспособление в действие, ободрав спину девушки почти до костей, так что она уже не могла кричать и потеряла сознание.
– Хорошо, так и запишем. Дьявол настолько овладел Ингой Розенкранц, что силой сомкнул ей уста, не давая вымолвить ни слова, – строчил Иоанн на пергаменте.
Хёральд взял ведро с водой и плеснул в лицо девушки. Она очнулась.
– Признайся, несчастная, и ты спасёшь свою загубленную душу! – усердствовал Иоанн, призывая Ингу к благоразумию. – Расскажи нам, как всё было.
Девушка молчала. Тогда Хёральд нажал на рычаг, и лестница, к которой была привязана обвиняемая, начала растягиваться в размерах, увлекая за собой девушку и причиняя ей невыносимую боль, так как правая её нога была одета в жёсткий «испанский сапог».
– Я всё скажу! Пожалейте меня! – взмолилась несчастная, не выдержав боли в разрывающихся мышцах и костях.
Хёральд остановил механизм.
– Ты приняла истинно правильное решение. Говори, я тебя слушаю, – Иоанн весь превратился вслух.