Кровь и крест
Шрифт:
– Нечистый пришёл ко мне впервые в облике красивого молодого мужчины и совратил меня. Затем он постоянно приходил ко мне, и мы предавались разврату в разных формах.
– Отрекалась ли ты от Бога и в каких словах?
– Да, отрекалась. Я подошла к распятию и сказала, что Бога нет и быть не может, а есть только воля Дьявола на Земле.
– Подписала ли ты договор с нечистым? – спрашивал Иоанн, аккуратно всё записывая.
– Да, я подписала с ним договор кровью!
– Пожелал ли он брака с тобой или просто распутства?
– Да, только распутства, – подтвердила обессилившая Инга.
– Всё, твоя вина доказана, – подытожил Иоанн.
– Вы выбили у меня признания силой под пытками! И Бог всё это видит! Он ещё накажет вас! – в праведном гневе воскликнула девушка.
– Так и запишем… Угрожала проклятиями, – Иоанн быстро строчил на пергаменте.
Затем привели Катарину Лэменг. Хёральд по опыту знал – с этой девицей придётся нелегко, – «испанским сапогом» не ограничишься. Хёральд привязал Катарину к лестнице, взял с огня раскалённое масло и начал лить ей на голову. Кожа головы шипела и обугливалась. Катарина билась в болевых судорогах. Затем Хёральд разорвал на ней платье и полил маслом грудь. Она тут же приняла лиловый оттенок, соски распухли и вздулись от ожогов. Катарина уже не могла кричать, она впала в прострацию и потеряла ощущение реальности.
– Так… Катарина Лэменг увидела своего покровителя и не сводит с него глаз в течение всей пытки. Это говорит о том, что она не раскаялась, а, напротив, получила от Дьявола поддержку и силы, – записал Иоанн на пергаменте.
Хёральд взял ведро с холодной водой и окатил девушку. Она не прореагировала.
– Катарина, обуреваемая изнутри Дьяволом, говорить отказалась. Он настолько в ней силён, что пытки не дали результатов, – продолжал корябать на пергаменте Иоанн. – Это, вне всяких сомнений, подтверждает её вину ещё раз.
Следующей была Анна Брусвер. При виде орудий пыток она страшно испугалась и затряслась. Хёральд сразу определил – уж эта всё расскажет и про себя, и про пособников, можно даже не усердствовать. Он привязал Анну и взял щипцы для дробления пальцев рук. Женщина при виде этого орудия правосудия закричала:
– Не трогайте меня, я отвечу на все вопросы!
– Похвально, Анна. У тебя есть шанс спасти свою заблудшую душу, – поддержал её брат Иоанн. – Расскажи, как ты летала по воздуху. Куда? С кем? Что вы делали?
Анна послушно начала свой рассказ:
– В прошлом году, в мае, я принимала участие в шабаше ведьм, что устраивается на Вальпургиеву ночь. Я села поздно вечером на метлу и полетела за город. Недалеко есть гора, называемая горой Гесса. Вот там и проходил шабаш. А домой, под утро, я возвращалась в облике кошки…
Брат Иоанн быстро водил пером по пергаменту, записывая всё, что говорила обвиняемая. Ему даже в голову не пришло, что женщина от страха перед пытками рассказывала известную байку про шабаш на Вальпургиеву ночь, о которой знал каждый ребёнок в Вестфалии.
Более недели длился инквизиционный суд в ратуше и истязания обвиняемых в её подвалах. Наконец глашатай на центральной площади города объявил:
«Четвёртого мая года 6755 по обвинению в ведовстве и колдовстве будут сожжены сорок пять ведьм и колдунов вместе с их пособниками, общим числом восемьдесят человек обоего пола. Для этого на окраине города будет вырыта специальная яма, в коей будет зажжён очищающий скверну огонь. Названные восемьдесят человек будут брошены в яму без покаяния. Радуйтесь, жители Страсбурга, справедливость восторжествует, закончатся болезни и порча, достаток придёт в каждый дом горожанина!»
Народ Страсбурга и его окрестностей собрался в названный день, в указанном месте казни, дабы увидеть кровавое зрелище. Увы, толпа не проявляла христианских чувств к осуждённым на аутодафе. Она стояла и смотрела, как в десяти телегах везли к месту казни ведьм и колдунов. Несчастные были истерзаны пытками, окровавлены, кожа изорвана в клочья; руки перебиты, ноги раздроблены. Кто-то из осуждённых призывал Бога, а кто-то, сломленный пытками, – Дьявола. Толпа, в которой собрались важные особы, в том числе и инквизиционный совет, старики, молодёжь, насмехались над осуждёнными, осыпая их грязной бранью.
– Наконец-то наш славный город очистится от нечисти, мешающей жить добропорядочным гражданам! – высказался бургомистр города.
– Эй, ведьмы, каково спать с Дьяволом? А голый он на мужчину похож? – кричали молодые парни и бросали камни в растерзанных женщин.
Стражники волокли приговорённых женщин к яме и под всеобщее улюлюканье сбрасывали их вниз.
И вот настала очередь Катарины Лэменг. На неё было страшно смотреть: кожа головы вздулась и покрылась волдырями, которые за время пребывания в тюрьме загноились; обожженная грудь, видневшаяся через разорванную одежду, также гноилась и кровоточила.
Два стражника схватили её и потащили к яме. Катарина собрала последние силы, вложив в них всё отчаянье, и прокричала:
– Конрад!!! Я проклинаю тебя!!!
Горожане испугались и начали креститься – проклятье ведьмы перед аутодафе – самое сильное. Отец Конрад схватился за сердце. Оно неистово билось, словно желая выпрыгнуть из тела инквизитора. Конрад начал задыхаться, всё поплыло перед глазами, он потерял сознание и упал. Иоанн едва успел поддержать своего патрона.
Горожане от страха бросились врассыпную, понимая, что проклятие ведьмы настигло инквизитора. Стражники растерялись.
Неожиданно отец Конрад приоткрыл глаза и прошептал склонившемуся над ним невозмутимому фрайшефену Грюнвальду:
– Выполняйте свой священный долг…
Фрайшефен подал знак стражникам. И они, перекрестившись, сбросили ведьму в яму. Вскоре всё закончилось, предсмертные крики вероотступников стихли…
В очищающем огне сгорели восемьдесят ни в чём неповинных жителей Страсбурга.
По дороге в Марбург, где, по сведениям Конрада, сосредоточилось гнездо еретиков и ведьм, он почтил своим визитом Бёблингем, затем Хайльбронн и Шпайер. Во всех этих городах он не утруждал себя разбором дел в фемах, а просто приказывал согнать жителей городков на центральную площадь и выбирал из толпы наиболее подозрительных, на его взгляд, людей. Затем именем Папы Иннокентия IV и властью, данной Конраду буллой, сооружался огромный костёр, и совершалось аутодафе во имя Господа, за сохранение веры. По мере приближения Конрада к Марбургу число преданых аутодафе достигло почти двухсот человек, большинство из которых были женщины.