Кровь и почва
Шрифт:
— Понятно, экселенц, — усмехнулся я. — «Нам только день простоять да ночь продержаться». Что с манифестом? — спросил я о главном.
Все что я пока услышал, шло пока по конспирологической практики контрпереворота, а не тактике привлечения на свою сторону широких народных масс.
Молас опрокинул вслед за императором рюмку старки, вытер ладонью усы и ответил.
— Манифест на удивление свободно, без препон отпечатали в Тортусе, в частной типографии и даже погрузить весь тираж на дирижабль успели, но… погода… этот жуткий снегопад. Взлететь «кит Гурвинека» не может, его снегом основательно засыпало.
— Телеграф в столице только на железной дороге или есть еще линии, — уточнил я.
— Нет. Только железнодорожный. Но мне нравится твоя идея о резервной линии телеграфа. Победим, обязательно озабочусь. Видишь ли, Савва, никто не предполагал открытого бунта гвардии, — включился в наш разговор до того молчащий монарх, отставив пустую рюмку в сторону. — Ждали изощренных интриг, а не буйного битья лбом об стену. Оттого и хватились поздно…
— Вы их недооцениваете, государь, — озарило меня внезапно. — Что если Тортфорт всего, лишь таран и жертвенный барашек для кого-то более хитрого и в интригах изощренного?
— Какой жертвенный барашек? Они все там что, поклонники «оставшегося бога»? — удивился император.
— Я не знаю об их религиозной принадлежности, государь, но мне показалось по составу перебежчиков, они ожидают, что валить будут весь клан Тортфортов. А те, кто стоят за ним сейчас просто ждут, чья возьмет? Но может быть я и не прав. Не настолько я серьезно разбираюсь во взаимоотношениях старых имперских родов, но чуйка такая есть. Кстати, известно что-нибудь о реакции наследников великого герцога?
— Нет. У них там сейчас свои разбирательства на предмет кто займет трон электора, — пояснил Молас. — прямого наследника нет. Точнее есть как бы наследник, но это недееспособный молодой человек по причине крайней умственной отсталости. Считай, что род Магусфортов вчера пресекся. Будут выбирать нового великого герцога… А там только на подсчетах процентов герцогской крови у претендентов даже ушедшие боги ногу сломят.
— Кто фаворит? — заинтересовался император, наливая и генералу себе еще по рюмке.
Моя посудина и осталась стоять нетронутой. Мне еще в бой идти. Да и не пью я никогда в такую рань.
— Бывший имперский принц Тон, — усмехнулся Молас. — Он устраивает все группировки знати в центральной империи по принципу равноудаленности от главных семей, былой близости к трону и налаженных связей в столице. К тому же родовое его герцогство маленькое и не так уж сильно экономически развитое, чтобы он мог кому-то что-то диктовать. Да и он сам не хочет в электоры, так же как не хотел и в императоры. Так что как можно быстрее надо приводить к присяге западный воздухоплавательный отряд.
— А каковы позиции Тортфортов в великом герцогстве? — спросил Бисер.
— Никаковы, государь. Их там никто не хочет. Они успели со всеми испортить отношения за последние двадцать лет. Все их сторонники сейчас в столице. По крайней мере, так выглядит. Уже шестьдесят два офицера гвардии перебежало к нам. Я не знаю,
— Значит ли это, Саем, что коренная империя в столичных беспорядках участия принимать не будет? — уточнил император.
— Процентов на семьдесят это так, государь. Большего я не могу гарантировать.
— И то хлеб. Да не просто хлеб, а хлеб с маслом. А это уже не просто хлеб, а бутерброд, — удовлетворенно промурлыкал Бисер, радуясь каким-то там своим соображениям.
Тут в дверь постучали, и майор Сувалки в полуоткрытую щель передал Моласу заклеенный пакет и тут же утянулся обратно в холл.
Молас разорвал конверт и нахмурился.
— Что там? — император проявил нетерпение.
— Из города сообщили, что первая гвардейская пехотная бригада в составе лейб-гвардии мушкетерского и лейб-гвардии фузилерного полков при поддержке конноартиллерийской батареи выдвинулись из казарм в нашу сторону. Пока что еще по городу идут с развернутыми знаменами под барабанный бой.
— Экселенц, информация проверенная? — спросил я.
— Да, — ответил он. — Тремя независимыми источниками.
— Твой выход, Кобчик, — посмотрел на меня император глазами бассета.
А ведь ему страшно, вдруг подумал я. Страшнее, чем мне. Лежать тут и пассивно ждать своей участи.
— Экселенц, теперь ваша главная задача защитить жизни и здоровье императора и герцога, — обратился я к Моласу.
— У меня на это счет аэросани есть, — ответил Молас. — Их не догонят, Савва. Проверено. Главное до речного льда добраться, а там как по проспекту с ветерком. Лучше ты не пусти сюда мятежную гвардию. Тогда не надо будет нам ударяться в бега.
Да… задачка мне: об стену убиться. Но когда не умирать все одно день терять.
Я вытянулся и взял под козырек.
— Государь, разрешите исполнять приказание?
Вокруг все белым бело. Лишь выделялись тонкие причудливо ломаные черные черточки голых кустов как на японской гравюре. И в самой дали город серел в зимней утренней дымке. Я жадно всматривался в мощный морской бинокль в то, как из ворот столицы на простор предместий выдавливалась через ворота серая хищная змея гвардейской пехоты. Как на параде с развевающимися яркими пятнами знамен и барабанным боем. Тускло поблескивающие штыки слегка колыхались в такт над строем. Впереди конный дозор — взвод кирасир. За ним в трехстах метрах командование со знаменными группами. Потом два пехотных батальона в плотной колонне. За ними грохочет по заснеженной брусчатке конная батарея. И опять пехота, выползающая из города…
Красиво идут гвардиозусы, четко, несмотря на глубокий снег, покрывший за прошедшие сутки брусчатое шоссе. Вот что значит годами в шагистике практиковаться. Моим горцам никогда так не ходить, лаская взоры восторженных дам, сколько ни гоняй их. Но и имперские дамы рецких горцев не за балетный шаг привечают, а за неутомимый темперамент и авантажную блондинистость.
Давно рассвело и наглядно дано нам в ощущениях, что небо надолго обложило тяжелыми сизыми облаками так низко, что главные мои козыри — дирижабли — выпали из рук. И снег все падает, правда уже редкий и как бы уже нехотя. Везет же мне на снегопады перед боем…