Кровь и туман
Шрифт:
– Ты имел в виду именно то, что сказал, Бен, – спокойно заверяю его я.
– Ага, конечно. Да ляпнул, не подумав!
Мне совсем не хочется развивать эту тему, поэтому я больше ничего Бену не говорю. Но его нечаянно брошенная фраза заставляет снова вернуться на двенадцать часов назад. Медкорпус был забит народом. Я бы никогда не подумала, что у Вани столько друзей. В основном, конечно, присутствующие были одеты в синее, белое и чёрное… Чёрное. С ейчас, на слегка успокоившуюся голову, я понимаю, какая во всём этом была ирония, тогда же мне было не до смеха.
Я не могла заставить ноги пошевелиться, стоило только помочь уложить Ваню на койку. Помню, как кто-то из миротворцев пытался предложить нам с Даней свою помощь, пока мы стояли плечом к плечу, держа друг друга за ладони, покрытые грязью и песком. Помню, как мы оба проигнорировали это предложение.
Мелкие частицы кирпича больно впивались в кожу, но это ни на секунду не помогало прийти в себя.
Когда я шёпотом спросила Даню, в порядке ли он, он улыбнулся. Это была одна из тех улыбок, после которых обычно следует шаг с табуретки и тугие объятия петли на шее.
“Травмы, несовместимые с жизнью”, – вот, что сказал Сергей. Насколько размытое это понятие на самом деле? Можно быть сбитым автомобилем и умереть от внутреннего кровотечения, можно прыгнуть с пристани, не зная о подводных камнях, и сломать шею, а можно принять на себя вес двухэтажного старого здания под снос и получить размозжённую голову и проткнутые собственными рёбрами внутренние органы.
Травмы, несовместимые с жизнью. То, что я почувствовала, когда увидела его тело среди обломков и услышала дикий, животный крик Валентина – тоже считается?
Ни один человеческий аппарат не в силах заставить Ванино сердце биться снова. Нам пришлось вложить в него магическую энергию невероятной силы, чтобы выиграть жалкие сутки. Нам – это Власу. Возможно, стоило как-то мягко попросить его об этом, и всё было бы иначе, но вместо этого я на него наорала, отбивая слёту все его аргументы за то, что даже у магии мрачных гончих есть границы.
Я попросту не оставила Власу выбора. И он сделал всё, на что был единовременно способен, разрезая своё предплечье магическим кинжалом и погружая лезвие в кожу так глубоко, что было слышно скрип металла о кости. Проступившая кровь имела тёмно-бордовый оттенок и вызвала у одного из хранителей тошноту.
Влас сломал закон природы, как однажды это уже сделала я, пустившись в путешествие во времени: он подарил Ване двадцать четыре часа жизни, а нам – последнюю возможность окончательно вытащить его с того света.
Теперь Влас как-то странно на меня смотрит.… Кажется, в моей просьбе он увидел нечто большее, чем попытку спасти друга. Я помню свой самый первый день в Дуброве и встречу с Власом: тогда я страшно удивилась отсутствию каких-либо шрамов, кроме совсем небольшого на руке, а Влас ответил, что это моя заслуга, ведь я, то есть, его Слава, не хотела, чтобы ему было больно.
Применение
Разве действительно любящий попросил бы любимого пойти на это ради спасения кого-то другого?
– Думаешь, поможет? – Бен крутит бокал меж ладоней. – Метаморфозы эти, превращения?
– В нашем прошлом помогло, – напоминаю я.
– Ну, судя по твоему рассказу, Ване тогда было без году неделя, а на детей обращения всегда действуют мягче.
Бен подносит бокал к губам, но я останавливаю его перед глотком, преградив путь ладонью.
– У тебя точно больше нет знакомых альф, которые могли бы нам помочь?
Бен сверлит недовольным взглядом мои пальцы перед своим лицом.
– Нет.
– Уверен?
– Уверен! – восклицает он резко.
Я убираю ладонь, но Бен так и не делает глоток. Тяжело вздыхая, он опускает бокал на стол с такой силой, что добрая половина пива выливается за его края.
– Ладно, – Бен чешет подбородок. – Давай думать. Кто обратил Ваню в первый раз?
Я пожимаю плечами. Силюсь вспомнить имя, но оно осталось слишком далеко в памяти.
– Какой-то знакомый Дмитрия… Друг или товарищ. Может, сослуживец.
– Ещё чая? – спрашивает бармен.
Я гляжу в свой стакан. Даже не заметила, когда успела его опустошить.
– Нет, спасибо, – я отталкиваю стакан от себя, позволяя бармену его забрать.
– Тогда что насчёт информации?
Я была бы не до конца уверена, что бармен обращается именно ко мне, если бы не его ухмылка. Мы с Беном не думали, что кто-то будет подслушивать нас в месте, куда каждый пришёл за выпивкой и расслаблением, а потому, сейчас переглядываясь, мы ловим друг друга на том, что знатно прокололись.
– Извините? – переспрашиваю я.
– Вы, ребята, кажется, альфу ищете? – уточняет бармен.
У него синие короткие волосы, уложенные назад, сплошные голубые глаза без зрачка и кожа, в бледно-зелёном свете ламп отливающая оливковым золотом. Каждый день я нахожу хоть полчаса времени, чтобы продолжать обучение всему тому, что я уже должна знать, а потому с уверенностью могу сказать, что передо мной тот, в чьих жилах течёт кровь водных нимф.
– Допустим, – отвечает Бен.
Ножки табурета противно скрепят, когда он пододвигается ближе ко мне и бармену.
– Тогда, допустим, я знаю одного парня, который может вам помочь. – У бармена бейдж на груди. Приходится прищуриться и внимательно вглядываться в него некоторое время, чтобы разобрать имя. – Вы заинтересованы в этом?
– Допустим, – тем же таинственным тоном повторяет Бен.
– Хватит, – отрезаю я. – Нам очень нужна помощь, – я ещё раз бросаю взгляд на бейдж, чтобы убедиться, что всё верно прочла. – Пожалуйста, Мими.
Мими перестаёт натирать уже давно сухой бокал. Его удивлённый взгляд скользит по моему лицу, и я понимаю – местные завсегдатаи редко обращаются к бармену по имени.