Кровь и туман
Шрифт:
Тогда я подумал – всё кончено. Закрыл глаза, позволяя недугу забрать меня, но услышал шаги в коридоре, и уже спустя пару секунд ты оказалась в моей комнате, а всё потому, что, оказывается, когда Даня уходил, ты оставалась, но пряталась в кухне, устроившись между холодильником и ку х онным гарнитуром – как раз там, где мне тебя было не видно.
Ты была со мной каждую ночь. Я болел чуть больше двух месяцев.
И
Я навсегда запомнил эту улыбку, потому что именно в то утро растрёпанная, уставшая от бессонных ночей девчонка умудрилась претворить свой план в жизни – и я в неё влюбился, точно так, как, она говорила, будет.
После этого я, честно тебе скажу, перестал считать одинаковые дни, идущие друг за другом. Знаю, ты терпеть не можешь лирику, но прими как факт – благодаря тебе впервые за сто с лишним лет я наконец почувствовал себя живым.
Поэтому мне больно. Не хочу, чтобы ты думала, что предала меня. Теперь я знаю, что ты поступила так, как должна была. И если бы ты сделала по-другому, ты бы не была той, в кого я когда-то влюбился.
Моя Ярослава тоже была сумасшедшей, когда дело касалось спасения чужих жизней, несправедливо поставленных под угрозу, но было кое-что, о чём она не забывала даже в эти моменты: она всегда помнила, что после всего произошедшего будет обязана вернуться домой.
Пусть это будет тебе советом от самой себя. Спасай чужие жизни, но береги свою.
Влас”.
Я до последнего стараюсь не плакать. Сначала сворачиваю письмо и прячу его в первую попавшуюся под руку книгу, а уже потом возвращаюсь на кровать, сажусь и накрываю лицо ладонями.
Однако слёзы уже не идут. Вместо этого я просто тру глаза, запускаю пальцы в волосы и смеюсь . Влас так хорошо знал меня: то, к чему я шла непозволительно долго, он осознал гораздо раньше. Жаль только, в этот раз его не было рядом, чтобы указать нужный путь.
Или наоборот – счастье? Знак – пора бы думать своей головой?
В коридоре щёлкает открывающийся дверной замок. В квартиру вместе с запахом чего-то горелого из подъезда входят родители и Артур. Разговаривают. Бранятся, но в шутку. Ранее днём Артур выслушал их признание, простил и, развеивая все сомнения, не пожелал иметь никаких связей с Эдзе. Сказал, что у него уже есть отец, второй ему не нужен. В тот момент напряжение, повисшее в кухне, спало за секунду, а мама, пока папа с Артуром обнимались, поблагодарила меня за то, что я “такой упрямый борец за правду” .
Встаю и, не забывая, но принципиально игнорируя трость, выхожу, чтобы встретить семью.
– Привет! – первым со мной здоровается папа. – Давно дома?
– Не очень.
– Мы купили малиновый пирог! – восклицает Артур, тряся картонной коробкой с знакомым логотипом пекарни.
Я гляжу на циферблат часов, висящих на стене напротив.
– Одиннадцатый час уже, – сообщаю.
– Ты сама говоришь: для малинового пирога время есть всегда!
Продолжая распевать одну и ту же фразу, Артур быстро стаскивает ботинки и прямо в куртке следует на кухню, чтобы оставить коробку на столе. За ним идёт мама. Быстрым движением снимает с Артура шапку и встряхивает её, поднимая брызги растаявшего снега, попадающие Артуру на лицо. Тот фыркает, морщится, хохочет.
– Длинный был день, да? – спрашивает папа.
Когда мы равняемся, он обнимает меня за плечи.
Я хочу ответить на его вопрос, но на языке вертятся совсем другие слова. Поэтому лишь киваю. А когда переодевшийся Артур, мама и папа все собираются в кухне, занятый каждый своим мелким делом, я наконец чувствую, что собрала всю храбрость по каплям и готова сделать это.
Нина и Бен против. И у нас с ними, знаю точно, ещё состоится самый неприятный разговор за всё время нашей дружбы по поводу моего безрассудства и того, что подобные вопросы, касающиеся всех троих, нельзя решать поодиночке, но сейчас передо мной другая задача.
– Семья, – зову я из коридора. Жду, пока хозяева всех пар глаз выглянут, чтобы поймать мой взгляд, и тогда продолжаю: – Есть кое-что, что я хочу сказать вам, и я не собираюсь брать с вас обещание не злиться, потому что понимаю, это будет трудно. Просто помните, что я люблю вас, ладно?
– Ладно, – первым, и это при том, что с опозданием, отвечает Артур.