Кровь и туман
Шрифт:
Лия прищуривается. Её рот распахивается, но не чтобы что-то сказать, а чтобы с шумом набрать в лёгкие побольше воздуха.
– Это тот кудрявый парень, который с Беном ходит? – спрашивает она, хотя уже знает, чёрт возьми, ответ.
Не просто знает, а готова осуждать меня. Вон, как желваки ходят.
– Прежде чем ты обзовёшь меня всякими плохими словами и попытаешься наложить на меня проклятье, давай я попытаюсь рассказать тебе, какой он хороший, и что это совершенно ни к чему тебя не обязывает? – тараторю я.
Выставляю руки
– Ты правда думаешь, что я могу наложить на тебя проклятье? – спрашивает она абсолютно бесцветно , что пугает.
Слова, сказанные без задней мыслей, превращаются в камень в моей руке, которым я только съездила своей лучшей подруге по голове.
– Нет, я… – теряюсь. Извиниться? За непонятую глупую шутку? – Ты меня… я… Чёрт, Лия, я встречалась и вполне вероятно спала с ведьмаком, я против вас ничего не имею!
– Оп-па, – Лия снова меняется в лице. – Значит, вы с Власом успели и до постели добраться?
– Я максимально не хочу об этом разговаривать.
– Но тебе придётся, если ты хочешь уговорить меня на свидание с кудрявым.
– С Марком.
– Допустим.
– Я не знаю, успели мы или нет, – произношу я.
Должно быть, это было что-то особенное для них двоих. Момент близости. Больше нет границ. Они максимально доверяют друг другу…
Они? То есть, мы.
Почему всё должно быть таким сложным?
– Не помню, точнее, – продолжаю я. – Но я здешняя и Влас встречались, вроде, достаточное количество времени, чтобы захотеть друг друга… в том самом смысле.
– Тут времени много не надо, – отмахивается Лия. – Я видела Власа. В рубашке, конечно, но, знаешь, тут даже я готова поклясться, что там есть, на что посмотреть.
Я кривлю рот. Лия поднимает брови и уточняет:
– Слишком рано, да?
– Ага.
– Извини.
Минутная неловкая пауза, наполненная скошенными взглядами и короткими, ничего не значащими кивками.
– Ладно, – пораженчески протягивает Лия. – Я схожу на свидание с этим Марком, но только из-за того, что ты поможешь мне с Лео.
– Супер! – радостно сообщаю я. – Пошли, к остальным присоединимся.
– К остальным?
– В комнате Артура ребята играют в приставку. Там и Марк есть.
Лия салютует оттопыренным в кулаке большим пальцем, но радости в этом жесте не больше, чем у краба, которого собираются сварить заживо. Я подхватываю в одну руку трость, другой цепляюсь за рукав рубашки Лии и вытягиваю девушку в коридор. Чтобы подтвердить своё алиби, мне нужно поставить чайник, поэтому я провожаю Лию в комнату Артура, а сама направляюсь в кухню.
– Но, Дим… – мама цокает языком. – После того, как он появился в нашей жизни, думаю, будет справедливо рассказать Артуру правду.
Последний шаг из коридора в сторону кухни я так и не делаю. Прижимаюсь спиной к стене, превращаюсь в слух и надеюсь, что никто из ребят не решит выглянуть из комнаты Артура.
– Эдзе ушёл, – напоминает Дмитрий. – В этом больше нет необходимости.
– Каждый раз, когда Артур спрашивал у меня о своём отце, я говорила, что тот мёртв, но теперь у меня есть реальный шанс рассказать сыну правду…. Я не могу больше врать… Не хочу, Дим!
Я выхожу из коридора, оказываясь в поле зрения родителей. Несколько быстрых, неуклюжих шагов – и я уже в кухне. Пока ничего не произношу, лишь гляжу то на Дмитрия, то на маму. Вспоминаю другой разговор, которому я тоже однажды стала случайным свидетелем. Мама и Эдзе . И множество фраз, додумывать смысл которых было бы настоящей игрой в бинго, разве что вместо цифр: правда – неправда.
И почему мне всё время везёт там, где выгодным был бы именно проигрыш?
– Эдзе – отец Артура? – спрашиваю я.
Сразу. Без предисловий. Как пластырь сорвать.
Мама с Дмитрием переглядываются.
– Долго ты там стояла? – спрашивает второй.
– О, нет, нет, нет, – качаю головой. Усмехаюсь. – Давайте не будем сейчас делать вид, что моё любопытство – единственная проблема. Мам? – смотрю только на неё. – Мам, скажи правду: Эдзе – отец Артура?
Мама коротко кивает.
– Да. Когда я училась в университете, Эдзе преподавал там психологию. Я была юна, безрассудна и влюбилась в него по уши, и он воспользовался этим, – мама нервно сглатывает. – Избавляться от Артура я не стала, а Эдзе, узнав о моей беременности, из университета уволился и больше мне на глаза не попадался.
Холодно. Я дёргаю плечами. Дышать вдруг становится труднее из-за вязкого воздуха вокруг.
– Почему раньше не сказали?
– Это не тот тип информации, которую можно ненароком сообщить за обедом, – подключается Дмитрий.
Опирается двумя ладонями в столешницу.
– Но он спрашивал, – настаиваю я. – И вы говорили ему, что его родной папа мёртв… Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы у моего сына был ещё один отец. – (Меня затыкает собственное эгоистичное любопытство. Я буквально прикусываю язык). – Я знаю, что было бы справедливее всё рассказать Артуру, но одна мысль о том, что он может захотеть общаться с ним, проводить время, начать называть его тем, кем он, по сути, не является, выводит меня из себя настолько, что я готов врать о смерти, если это позволит мне сохранить сына.
Опускаю глаза на свои носки. Следующий ход за мной. Нужно что-то сказать, но мысли путаются. Я могу понять Дмитрия, но… теперь и я знаю эту тайну, переставшую принадлежать только троим.
Я обещала себе, что больше не буру врать близким. Ведь именно я предложила Нине и Бену рассказать всем о том, откуда мы пришли. И если сейчас я закрою глаза на то, что узнала, это будет неправильно.
Нельзя выборочно хранить тайны, если я решила быть честной. Нельзя .
– Она расскажет, – говорит мама. – Ты же знаешь, они с Артуром ничего друг от друга не скрывают.