Кровь и Вино. Любимая женщина вампиров
Шрифт:
— Позволь, я тебя исправлю, маленькая невоспитанная мерзавка, — прошипел он и неожиданно сильно ударил меня в живот, выбивая воздух и опору под ногами. — Ты будешь осуждена за измену, возможно, за шпионаж, и несомненно — за ложное обвинение моего сына в убийстве. Обещаю, для тебя я устрою все по высшему разряду: самая темная и сырая камера, лучший в своем деле палач и пустая похлебка, воняющая грязными тряпками.
— Ничего у тебя не выйдет, — прохрипела, упав на колени и поджимая их как можно ближе.
Органы сразу же заныли от по-мужски крепкого удара,
— Это мы обязательно посмотрим! — весело крикнул он. — Да, его величество решил, что в деле Генри все ясно и лишних дознаний не требуется, но я знал, знал!.. что это все твоих рук дело!.. Ты смутьянка, не ценящая опеки и заботы семьи! Да, мой Генри не лучший пример для подражания, но на убийство он неспособен! Мне интересно только, как ты сумела все это провернуть? Но нет, не говори! Не лишай меня удовольствия выведать у тебя детали на дыбе!
— Лучше отпусти меня, Хамэт, — морщась от боли, унизительно ползла на коленях вслед за советником, который специально не позволял мне встать, вынуждая барахтаться со скованными за спиной руками. — Не давай им повода себя убить.
— Жаль, — разочарованно цыкнул он. — Я же просил не делиться подробностями. Даже столь простой просьбы ты не смогла выполнить. Но я предполагал, что братья Энеску способствовали твоему исчезновению, и был готов. Стоило тебе переступить порог этого дома, как одна маленькая и незаметная служанка упорхнула оповестить патруль. Я более чем уверен, что твои вампиры уже ждут нас в окружении солдат. А парочка моих хороших друзей из совета уже спешат сюда, чтобы не пропустить процедуру ареста. Так что твои вампиры не посмеют напасть, это дурно пахнет межрасовым скандалом! А ты того не стоишь, Аврора, не сомневайся.
— Не будь так уверен, — прошипела я, в ту самую секунду понимая, насколько права.
Они способны на это.
Определенно способны, и мне остается только молиться, чтобы братья Энеску не впали в боевой кураж, из которого определенно выйдут победителями, утопив улицу в крови.
Скаля зубы, невольно выдохнула, когда мы оказались прямо в холле, преодолев лестницу от отцовского кабинета. Шея ныла, вывернутые руки гудели, а колени горели огнем, сбитые даже сквозь ткань платья о деревянные ступени.
Мама безучастно встретила нас у дверей и лишь на секунду бросила на меня брезгливо-разочарованный взгляд. Меж морщинок, выступивших на ее лбу, так и читалось: «Я же говорила тебе исчезнуть!», а неровная линия губ добавляла: «Твой позор коснется нас всех!».
— Ничего не скажешь на прощание дочери, Камилла?
— Она мне больше не дочь, — отрезала женщина, пытаясь спасти остатки того, что осталось от ее гордого имени. — Прими мои извинения, Франк. Я всегда знала, что Генри достоин своего имени. К сожалению, нам с Филбертом не удалось воспитать наследницу так же примерно.
— Мне ни к чему извинения, Камилла. Чтобы уладить эту ситуацию, мне будет достаточно ваших с Филбертом показаний на суде.
Раздавленная львица смиренно кивнула, соглашаясь на выдвинутые условия. В попытках не растерять остатки самообладания она демонстративно отвернулась, удаляясь в сторону гостиной, будто бы больше не планирует прикладывать руки к происходящему под ее крышей.
— Ну вот, а ты не верила! — радостно объявил Франк, открывая дверь и демонстрируя мне ровный круг солдат, выставивших оружие и окруживших двух совершенно умиротворенных вампиров и спешащую карету. — Они ответят мне на пару вопросов, и так и быть, я отпущу их с миром — продолжать подтирать зад их ненормальному князю, давно утонувшему в воспоминаниях собственной молодости! Итак, господа Энеску!..
Он мог бы и не звать их.
Как только открылась дверь, головы вампиров синхронно развернулись в нашу сторону, пронизывая остротой ядовито-желтых глаз. Пульсирующий черный зрачок то вытягивался в тонкую нить, то заливал чернотой яркую радужку, и эта похожесть на Мариуса из моего сна холодными снежинками прокатилась по коже, вызывая мурашки.
Радовало лишь, что солдаты, окружившие вампиров, до сих пор были живы, и, судя по некоторому смятению заметному на лицах, были несколько удивлены своей легкой победе.
Схватив за загривок, как нашкодившую кошку, Франк Хамэт волоком протащил меня по брусчатке, бросая себе под ноги прямо посреди улицы, и остановился, возвышаясь с уверенностью победителя.
— Не сказал бы, что я рад вновь приветствовать вас в Солнечной Долине, и все же — добро пожаловать! Как вы уже поняли, ваше возвращение не осталось для нас незамеченным, и мы, повинуясь клятве, данной его величеству, приняли меры, чтобы задержать опасную преступницу.
От прозвучавшей чуши я даже не удержала резкого вздоха, больше похожего на нервный смешок.
Преступница… Высшие, что за чепуха…
Поспев прямо к началу представления, из кареты помпезно вышли двое мужчин, которых я, к сожалению, знала с малых лет. Господа Руншт и Фавилья — старые друзья отца и советника, чтившие законы больше собственных принципов. Такие бывалые кремни, как они, не были способны на милость, если считали, что кто-то действительно заслужил наказания, как в моем случае.
Один лишь тот факт, что я жива, полностью снимал с Генри все обвинения в убийстве и перекладывал вину на меня.
— Мы прекрасно понимаем, что вы, к нашему огромному сожалению, поддались влиянию этой смутьянки и стали невольными участниками заговора. И дабы очистить ваши имена и не нарушать наших теплых отношений с Сумеречной Лощиной, я, следуя букве закона, задам вам лишь один вопрос: раскаиваетесь ли вы в совершенном пособничестве?
Амадей хмыкнул.
Заметив, как вытянулись его зрачки, я сглотнула. Это не значило ничего хорошего.
— Не-ет, — ядовито протянул мой мужчина, и по-животному медленно, словно готовясь к броску, склонил голову к плечу. — Мы нисколько не раскаиваемся в пособничестве, потому как оного не совершалось.