Кровь или семьдесят два часа
Шрифт:
— Кто говорит? — Ну, я как-то давно краем уха слышала, — замялась та и быстро продолжила: — Ты умеешь привораживать? — Нет, — сухо ответила Вича. — Но я могу попробовать отворот и сделать твоего мужа неинтересным для его новой пассии.
— Ой, правда!? Пожалуйста, попробуй! Дождавшись полнолуния, Вича тихо прошмыгнула на балкон и, перегнувшись через перила, устремила взор в ночное небо. Вскоре она почувствовала присутствие небольшого количества черной энергии недавнего скандала, остатки которой излучала одна из соседних квартир. Но дальше этих ощущений дело не пошло. Как Вича ни старалась, ее организм опять отказался принять чужеродную энергию. И лишь маленькие частички
Но увы, их было недостаточно.
Отчаявшись, она решилась на ночной визит на кладбище.
Вича надеялась, что в кронах кладбищенских деревьев она сможет выловить хоть какие-то крохи негативной энергии, оставленной родственниками усопших. Подруга согласилась сопровождать ее, и, дождавшись ночи, они отправились на дело. Вича не разрешила мужу идти с ними. Высадив подруг, Дича отъехал подальше, чтобы не привлекать внимания редких водителей, не говоря уже о полицейских машинах, патрулирующих пустынные улицы. Сквозь лобовое стекло он напряженно всматривался в темноту, пытаясь разглядеть происходящее у кладбищенской стены. На душе у него было неспокойно. Нервничала и Вича, ей никогда раньше не приходилось прибегать к уловкам виккианских сестер. Она надеялась, что ей не придется убивать кур, рисовать их кровью пентаграммы и танцевать на крышах домов под полной луной. Вича верила, что однажды она все-таки сможет беспрепятственно впитывать враждебные флюиды. На родине ей было достаточно одного глубокого вдоха, чтобы выловить протекающие мимо воздушные ручейки негативной энергии. Но здесь, как виккианская воительница ни старалась, она не могла подчинить себе даже малоподвижную энергию, годами висевшую в кладбищенских елях. Но вдруг ее сердце радостно забилось. Довольная улыбка появилась на ее лице.
— Что!? Получилось? — обрадовалась вместе с ней подруга.
— Ш-ш-ш! — приложила Вича палец к губам.
Душа ее ликовала. Тягучая энергия сдвинулась с места и начала просачиваться сквозь густую хвою наружу. Вича протянула к ним руки, пытаясь обнять ставшие родными флюиды. Но те не ответили взаимностью. Сгустки черной энергии уходили вверх. Они неуклонно удалялись от нее в сторону океана. Там, над Гольфстримом, их подхватили могучие ветра и понесли в сторону матушки Европы. Вича позабыла о подруге. Ее мысли понеслись к Матрене.
«Враги задумали что-то большое!» — беззвучно кричала она своим сестрам, с горечью осознавая, что ее голос не будет услышан.
Нервный шепот и толчок в бок напомнил Виче о деле.
Скрывая свою неудачу, она принялась усердно что-то нашептывать в плотно сжатые ладони.
— Воткни это в левый лацкан одежды мужа, — сказала она, раскрывая перед подругой ладони, где одиноко лежала английская булавка. — Вскоре после того, как он ее обнаружит и выбросит, твоя соперница отвернется от него. Но когда это случится, я не берусь предсказать. Если же он уколется этой булавкой, то их разлука не заставит себя долго ждать.
— А может, сделаем заодно и приворот? — снова попросила подруга.
— Я бессильна в белой магии, — раздраженно ответила Вича и, резко развернувшись, направилась к выходу…
К новому году муж подруги ушел от своей любовницы, но в семью так и не вернулся. Виче с Дичей зимние праздники радости тоже не принесли. Несмотря на то, что это был их первый Новый Год в Америке, Вича его даже встречать не стала. И изза кого бы вы думали? Конечно, из-за недовольной подруги.
В тот праздничный вечер они, как и договаривались, пришли к землячке домой с бутылкой шампанского и скромным подарком. За полчаса до боя курантов появился новый бойфренд подруги и потянул ее в ресторан.
— А как же мы? — недоумевая, спросила Вича.
— Ну давайте по-быстренькому выпьем шампанского, да я побегу! — ничуть не смутившись, ответила подруга.
— Пошли, Дича, отсюда! — резко поднялась Вича. — Нам тут делать нечего! Дома она захлопнула дверь и легла в постель. Как Дича ни уговаривал жену, она так и не вышла, ее фужер шампанского остался нетронутым. С тех пор они лишь изредка сталкивались с бывшей подругой на улице или в магазинах, и каждый раз проходили мимо, как будто никогда не были знакомы.
Вича знала, что черные сестры будут стараться выжить ее со своей территории, но к тому, что они будут действовать через друзей и близких людей, она была не готова. Стоя одиноко на ночном балконе, она посылала немой вопрос в темноту: «Матрена, почему ты не предупредила меня об испытании предательством?» Пятый час Из реанимобиля парамедики завезли каталку с пациенткой в больничный лифт. Сияющая стерильной чистотой кабина лифта, как ртуть в градуснике тифозника, стремительно взлетела вверх. Ее серебристые стены отражали озабоченные лица людей в униформе, окруживших каталку с больной, обвешанной подмигивающими друг другу приборами. Вот один из проводов, присоединенный к электроду, фиксирующему работу сердца, соскочил и тут же раздался сигнал тревоги. Кардиомонитор нервно запищал, оглушая всех кто находился в замкнутом пространстве лифта.
* * *
По всей квартире разносился выворачивающий наизнанку высокочастотный писк пожарной сигнализации. Он моментально заглушил несущиеся из телевизора звуки аэробики и топот прыгающей толстомясой приживалки. Из-под двери потянуло удушающим запахом подгоревшего молока. Трясущийся пол давно разбудил Вичу. Она приоткрыла глаз и с замиранием сердца посмотрела на мужа. Сегодня была суббота, единственный день, когда ее любимый мог вволю выспаться. Дича был настолько измотан, что его даже не разбудила утренняя разминка приживалки. Хоть в Виче и кипела злость на прыгающую в гостиной гиппопотамиху, она тихонечко лежала под бочком у мужа, боясь потревожить его сон. Однако возникшая какофония могла поднять даже мертвого.
— Сколько времени? — разлепляя глаза, спросил Дича.
— Шесть часов, — с ноткой негодования ответила она.
Ни слова ни говоря, он накинул халат и выскочил в гостиную. Такой отборной и хорошо поставленной ругани Вича никогда не слышала. Она знала, что ее Дича всю жизнь прожил в коммуналке и был закаленным бойцом кухонного фронта. Но то, что он умеет так искусно убеждать, удивило даже ее. То ли его крики разогнали весь дым, то ли нелестные слова в адрес приживалки были слишком крепки, но пожарная сигнализация вдруг замолчала.
— Не понимаешь слов, будем учить тебя рублем! — разносилось в неожиданно возникшей тишине. Ваша комната в три раза больше нашей. Так вот, если ты не уймешься, мы уменьшим нашу долю в квартплате в эти самые три раза…
Ничто так не убеждает крохоборов, как возможная потеря денег. В квартире наступило временное затишье, совпавшее с неожиданно проснувшейся любовью приживалки к многочисленной родне Зосима. Настало время ее паломничества по родственникам, близким и не очень. Вскоре даже глухие соседи, не понимающие русского языка, знали, какая нынче неблагодарная и наглая пошла молодежь. Монолог приживалки обычно начинался с одной и той же фразы: «Они хотят оттяпать нашу комнату, а нас, заслуженных тружеников, запихать в свою живопырку».