Кровь королей
Шрифт:
— Нина! Нет! — вдруг вскинул свои маленькие, но густые светлые брови Стромф, — О боги! — он увидел, что оставшись безоружной, она не заметила подходящих справа арбалетчиков, уже расставившихся быстро веером вокруг девушки на расстоянии пяти локтей, и припавших на одно колено для прицельной стрельбы из своего смертоносного оружия.
Сама она в этот момент разила последнего из предыдущего маленького отряда коренастого разбойника с бритой головой, но оставленной косичкой чуба, вооружённого длинной шпагой, задевшей её по бедру и также заставив от боли пасть на одно колено перед арбалетчиками.
Что было сил в натренированных мужских ногах, он, сжимая щит, понёсся к ней, чтобы загородить и прикрыть даму от смертельных ранений, принимая выстрелы на себя, с грохотом падая на землю рядом, но от всего сердца стремившегося защитить свою подругу.
Подняв выроненный им полуторный меч фламберг, так как до своего клаймора она добежать уже не могла, Нина рванула к перезаряжающим арбалеты стрелкам, принявшись быстро их сокрушать одного за другим. Лезвие ломало выставленные на защиту деревянные конструкции, беспощадно изрезая плоть и не оставляя никому из них шансов на побег или спасение, несмотря на боль в полосе раны женского бедра.
Ни о какой пощаде девушка Одуванчик, естественно, тоже даже не задумывалась, превозмогала все синяки и полученные ранения, отдалась пылу ярости. Она вертелась в бою, кромсая всех, кто пытался ещё мгновение назад пронзить её кучкой стрел. Что арбалеты разрывались на щепки, что тела разлетались на куски от её яростных взмахов заострённого клинка, пока из этой компании не осталось никого.
Тогда, чуть отдышавшись и склонившись на опору вонзившегося вниз клинка, попирая труп последнего окровавленного арбалетчика, она, видя, что больше некому лезть на неё и атаковать, помчалась обратно не к своему потерянному после броска мечу, а к лежащему Стромфу в надежде хоть как-то ему помочь.
Бедолага завалился так, что его бока и спина, напоминавшие теперь лесного ежа, под собственным весом лишь глубже вонзали и без того глубоко засевшие стрелы. Он хмурился от боли, морщился, но всячески старался ловить последние мгновения, оглядывая не залитые кровью и трупами поляны, а снизу вверх любовался кронами цветущих весенних деревьев.
Когда же крепыш узрел подбегающую Нину, то мягко и приветливо улыбнулся ей в привычной для себя манере, глядя на неё, как на сверкающую богиню в лучах дневного солнца окаймлённой роскошной зеленью свежих древесных листьев по обе стороны.
— Боги, нет! — шептала она, рухнув на колени рядом, и поглаживая его по голове, осматривая многочисленные вонзившиеся стрелы в его крупное мускулистое тело, всё-таки не выдержавшего такого их напора в большом количестве.
Он ещё дышал. С большим трудом, ловил воздух большими губами под подковой пшенично-белёсых усов, и явно радовался ей, что она пришла разделить с ним последние мгновения его естества, что он был не одинок в такой момент, смог стольким помочь сегодня, стольких защитить от смертельных ранений…
— Милый Стромф… Как же ты… так… — капали её слёзы ему на лицо, когда она склонялась над его улыбкой, не желая вот так прощаться.
— Ничего, хе-хей, — тяжело и с придыханием, но всё также усмешливо, как всегда, говорил он, глядя ей в глаза, расплываясь в улыбке, — До свадьбы… заживёт…
— Молчи-молчи, что ж ты так! Всех спасал, за собой не углядел! Держись, я тебя вытащу. Стромф! Я обязательно… — бормотала она, сдавленная в груди болью грядущей утраты, не знающая, как помочь и что бы такое придумать.
— Живи, Одуванчик! — пробасил он своим низким журчащим голосом, расплываясь в привычной искренней улыбке на лице, после чего протянув руку к её печальному и напуганному лицу и нежно погладил своей широкой и такой тёплой ладонью девушку по нежной маленькой щеке, — Не позволяй, чтобы всё было зря… — после этих слов серый взор двухметрового крепыша стал стеклянным и больше не содержал в себе живой выразительности, словно на последнем дыхании погасли и искры жизни в его могучем крупном теле.
Мускулистая рука упала на земь, растеряв всю мышечную силу, которой управлял живительный внутренний огонёк его сознания, нынче потухший, оставляющий лишь дым воспоминаний. Ни зарисовок, ни контуров, ни портретов ни даже чеканных изображений Стромфа, Уильяма, Диего, Нимрода, Галы и других павших не существовало, чтобы оставить о себе навечно символическую память своего героического лика.
— Да… — тихо произнесла она, — Конечно, — легонько кивнув, совершенно искренне надеясь, чтобы действительно его боевой подвиг прошёл не впустую, чтобы не подвести его и остальных, чтобы стать достойной того спасения, что он не однократно ей сегодня оказывал.
Девушка обняла лежащее тело крепыша, словно большого старшего брата, прижалась влажной щекой, не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. Она вспоминала Галу у стены, лежащих Нимрода и Диего, пронзённого Уильяма, а теперь ещё и такой сильный Стромф оставил её. Оставил всех их, кто потихоньку собирался вокруг со всех сторон уничтоженной стрелковой площадки, шагавших среди щепок и хлама, оставшихся от крепких баллист.
Оставшиеся в живых кадеты шестого взвода с печалью глядели, как не стало за сегодня ещё одного из их дружного отряда. Столько лет они учились в корпусах, будучи юными курсантами-новобранцами, столько всего пережили вместе. Стали кадетами при дворе Его Величества, проживая в Олмаре день за днём, чтобы охранять короля, и крепость и всех её обитателей от любого вторжения из вне.
И вот момент проявить себя и действительно всех их защитить настал, но не всем из них удалось пройти это жестокое испытание судьбы. Кифлер сел рядом с Ниной, склонившись над Стромфом, Эрвуд сзади положил руку на плечо светловолосой убивающейся от горя девушки в знак поддержки. Тиль вернулся к бездыханному телу брата. А капитан Крэйн буквально рвал на себе волосы, оглядывая своих погибших воинов среди окровавленных тел на поле брани.
— Знаешь, — нарушил воцарившееся гробовое молчание Кифлер, — Я, как фехтовальщик, всегда воображал, что у нас будут битвы, будут сражения… Но я всегда думал, что даже в самых невообразимых стычках с превосходящим врагом или огромным могучим драконом, уж такие, как Гала и Стромф точно всегда выживут, в любой ситуации.