Кровь на колёсах
Шрифт:
Оказывается, буквально за полчаса до моего звонка, ему звонили из КГБ Аркалыка и попросили на время передать Шиллера им, «для проведения следственных действий, связанных с поставками наркотиков».
Я понял, кто представлял КГБ. В Челны звонил лично Кондратьев.
Листая перекидной календарь, я старался просчитать, когда будет отконвоирован сюда Шиллер. Мне было уже просто по-человечески интересно, увижу ли я его до своего отъезда, смогу ли с ним переговорить.
Вывод напрашивался один — ни Кондратьев, ни Каримов не предоставят мне такой возможности. И мне на эту встречу рассчитывать нечего.
Я прикинул, какие шаги предпринял бы я на месте Каримова. И решил, что он просто не допустит того, чтобы Шиллер живым прибыл в Аркалык. Живой Шиллер Каримову здесь не нужен.
Это заставило меня опять связаться со следователем.
— Виктор Николаевич! Ну что за дела? Ну, переговорят они с Шиллером, допросят и передадут нам. Мне непонятно ваше отношение к КГБ. Вы что, им не доверяете?
Я не стал что-либо объяснять и положил трубку.
События стали развиваться слишком быстро, и я не видел возможности на них повлиять.
Кунаев добрался до Аркалыка поздно вечером, в районе двадцати двух часов. Отпустив свою машину, он отправился домой.
Построенный им десять лет назад дом был достаточно большим и явно выделялся среди соседних. После смерти хозяйки некогда шикарное жилье стало постепенно терять свой лоск и больше напоминало заброшенную усадьбу. На неоднократные предложения продать дом Кунаев неизменно отвечал отказом.
Бывший начальник милиции по нечищеной от снега дорожке прошел в дом, зажег свет, разделся, скинув с плеч уже никому не нужный китель, и опустился в свое любимое кресло.
Посидев немного, будто решая, что делать дальше, он поднялся и отправился на кухню. Достал из холодильника лимон, нарезал его и вернулся в зал. Взял из бара начатую бутылку коньяка, налил себе полную рюмку.
«Вот и выпить уже не с кем, — подумал он. — Ни друзей, ни семьи!»
Он опрокинул рюмку в рот и снова налил.
Когда в груди слегка потеплело, Кунаев поднял телефонную трубку и стал набирать до боли знакомый номер.
Ответил дежурный по отделу.
— Кунаев, — представился бывший начальник, — соедини меня с Абрамовым, он, наверное, сейчас в гостинице.
Через пару минут дежурный ответил:
— Товарищ начальник! Абрамова уже нет на работе, он минут двадцать как ушел.
— Ты что, Бердыев, не слышал, что я тебе сказал? Найди мне Абрамова и соедини. Ясно?
— Так точно! — отчеканил дежурный и повесил трубку.
Минут через тридцать нас соединили.
— Абрамов, доброй ночи! — глухо сказал Кунаев. — Все вышло так, как я тебе говорил. Я уже не начальник. Ты понимаешь, что будет дальше? Не знаю, сколько у меня времени, но я хочу встретиться с тобой и передать кое-что. Там, в пакете — все, и если ты займешься этим делом, то сумеешь всех вывести на чистую воду. Я здесь никому не верю, и поэтому рассчитываю только на твою порядочность. Ты единственный, кому я могу довериться. Сейчас время позднее, завтра буду ждать тебя в восемь утра у себя дома. До встречи!
Мои часы показывали одиннадцатый час ночи.
Не дожидаясь утра, я быстро оделся. Поймал такси и направился к Кунаеву.
Он сидел в кресле, глотая рюмку за рюмкой. Но неимоверное напряжение держало его в надежных клещах. Тогда он достал вторую бутылку. Но шум подъезжающей машины заставил его отложить задуманное и подойти к окну.
Увидев, что опасности нет, он открыл дверь, впустил меня и тщательно прокрутил ключ в массивном замке.
Разговаривали мы часа два. На прощание он протянул мне толстый пакет и, не скрывая облегченной улыбки, тихо произнес:
— Это бомба для председателя КГБ. Прошу тебя, отомсти за меня и за тех, кто погиб. Я надеюсь на тебя, Абрамов, только ты можешь это сделать!
Я поблагодарил его за доверие и, сунув пакет за пазуху, вышел.
Кунаев посмотрел в окно и, убедившись, что я ушел, вернулся в кресло. Он наливал себе еще и еще, иногда закусывая, иногда забывая.
Вдруг в соседней комнате послышался легкий шум, словно кто-то быстро открыл окно. По его ногам прокатилась волна холодного воздуха. Он тихо поднялся, прошел в комнату и стал открывать вмонтированный в стену сейф. Достал оттуда наградной пистолет и, стараясь не шуметь, заглянул в комнату, из которой минуту назад слышался явный шум.
Комната была пуста, Кунаев сунул пистолет в карман и снова вернулся в зал. Из соседней комнаты, мяукая, вышел кот и стал тереться о его ноги.
— Есть, бродяга, хочешь, — сказал Кунаев, — проголодался. Сейчас покормлю.
Он пошел в кухню, чтобы покормить голодного кота…
Соседи Кунаева проснулись от зарева и едкого дыма, который проникал сквозь закрытые окна и двери.
Выскочив на улицу, они увидели, что дом начальника городского отдела милиции полностью объят пламенем. Пожарные ничего поделать уже не могли.
Разбирая в свете прожекторов дымящиеся остатки некогда шикарного дома, они наткнулись на обгоревшее тело.
По орденам и именному пистолету пожарные дознаватели сделали вывод, что это труп бывшего начальника городской милиции. Суетившиеся санитары положили останки на носилки и увезли в местный морг.
Спасти хоть какое-то имущество было абсолютно невозможно.
Я подъехал к дому Кунаева к восьми часам утра и был ошеломлен происшествием.
«Теперь у них остался только один человек, который видел в лицо Хозяина, — подумал я, — это Шиллер».
Я садился в машину под прицелом колючих глаз Кондратьева и Каримова.
Судьба Шиллера была мне ясна — ему оставались дни.
У себя в кабинете я начал работу традиционно — подтянул стул под люстру и влез на него. Плафон был пуст. Еще вчера, перед тем как пойти домой, я проверил — микрофон был на своем законном месте.
«Молодцы! — похвалил я Каримова. — Теперь, после гибели Кунаева и ареста Шиллера, их проблемы исчезли. И прослушка им не нужна».
Я сел за стол и начал писать отчет в ГУУР МВД СССР. Отчет получился большим, и я закончил его только к концу дня.