Кровь на колёсах
Шрифт:
— Слушаю, — ответил Костин.
— Юрий Васильевич, беспокоит Абрамов! Хотел доложить о работе. Ваше указание по Менделеевску выполнил. Как я уже докладывал, раскрыл два преступления: убийство и кражу платинового катализатора. Сейчас менделеевские товарищи дорабатывают эти преступления. Здесь, в Челнах раскрыли около пяти десятков краж «КамАЗов». Все подозреваемые задержаны. Пока ни одного «КамАЗа» не изъято. Думаю, по братьям Дубограевым необходимо выехать в Казахстан, в Аркалык. Все «КамАЗы» уходили туда. В отношении группы Боцмана намного сложней. Он приезжал в Челны, но его предупредили. По оперативным данным, предупредили сотрудники милиции. Кто конкретно,
— Все ясно, передай ребятам, все эти вопросы я буду решать завтра с заместителем министра. Сложнее будет с тобой! Ты там ключевое звено, и все расследование держишь в своих руках. Заместитель министра может не согласовать твою личную замену.
— Юрий Васильевич! Я уже больше месяца в командировке! И если честно, просто устал, и морально, и физически. Готов вернуться в Челны через три дня. Дайте мне отдохнуть два-три дня. Иначе я просто могу сломаться. У меня уже боли в сердце и часто болит голова. Это явные признаки переутомления.
— Хорошо, Абрамов! Постараюсь уговорить заместителя министра. Три дня, я думаю, мало что решат в этом деле.
Я положил трубку. «Ну неужели я уеду отсюда! Уже и не верится!»
Этот растущий город, словно заноза, засел в моей душе. Я не любил его еще с тех времен, когда простым оперативником приезжал сюда и работал по розыску без вести пропавших лиц и скрывшихся преступников. Если говорить точнее, я просто, наверное, не любил местных коллег. У меня, как у молодого сотрудника, на это было множество причин, и сейчас даже не хотелось вспоминать об этом. Ведь обиды, какими бы старыми они ни были, всегда остаются обидами, если они были не вполне заслужены тобой.
«Значит, все будет ясно завтра», — подумал я и стал собираться домой, а точнее — в гостиницу.
Отказавшись с утра от служебной машины, я шел пешком в сторону Автозаводского РОВД, наслаждаясь прохладой осеннего утра.
«Наверное, это последние денечки бабьего лета, — тихо радовался я. — Скоро начнутся дожди, подуют ветра».
Я, как все рожденные в осеннее время, любил весну. А точнее, вторую половину апреля. Мне нравилось наблюдать, как просыпается природа, как городские сады и скверы покрываются молодой нежно-зеленой листвой. Я подошел к отделу и увидел ожидавшего меня Лобова и водителя «Мерседеса».
— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — направился ко мне Лобов. — Мы в отношении вчерашнего недоразумения.
— Мне нужен водитель, а не вы, — отрезал я и прошел, не останавливаясь.
— Козел! — услышал я сдавленный голос Лобова.
Я не стал оборачиваться, и, словно не слыша обидной реплики, проследовал дальше.
За мной тихо семенил молодой человек с фигурой платяного шкафа. На его могучих плечах крепко сидела бритая под ноль голова, а большой живот напоминал о вреде обжорства.
Около дверей моего кабинета уже ждал Харламов, начальник уголовного розыска Автозаводского отдела милиции.
Я открыл дверь и вошел в кабинет. Оттеснив от двери водителя, за мной протиснулся Харламов:
— Виктор Николаевич! Я буквально на пару слов!
Я махнул ему рукой и сел в кресло. Харламов присел на краешек ободранного стула.
— Виктор Николаевич! Вчера мне позвонил большой человек из Елабуги и попросил отрегулировать с вами вопрос с автомобилем Лобова. Лобов влиятельный человек не только в Елабуге, но и здесь, в Челнах, и не хотелось бы портить с ним отношения. Я больше чем уверен, что если бы вы знали его достаточно хорошо, у вас не возникло бы никакого сомнения по этому поводу. Лобов часто помогает милиции не только деньгами, но и привлекает к помощи местных бизнесменов. Он совсем недавно купил в Ижевске несколько машин для нас.
Я спокойно смотрел на Харламова. Этот человек упал в моих глазах буквально за минуту. Он, конечно, даже не замечал того благолепия, с каким говорил о Лобове, и старался убедить меня в бескорыстии этого человека.
Выдержав паузу, Харламов продолжил:
— Вы меня понимаете, Виктор Николаевич? Отдайте им права, и Лобов сделает для вас намного больше, чем вы для него. Он всегда помнит добро. Вы же знаете, долг платежом красен.
Харламов поднялся со стула и направился к выходу. Его гордая осанка свидетельствовала о честно исполненном долге.
В кабинет вошел водитель и остановился у порога.
Я вновь удивился его габаритам.
— Присаживайся, — предложил я, словно мы были давно знакомы. — Ты, надеюсь, все понял? Кто прав, а кто не прав. На сильного всегда найдется другая сила.
— Понял, начальник, — ответил он и уселся на старый стул. — Я ведь не знал, чья это машина. Ну, бывает, лихачу иногда!
— Как твоя фамилия? — спросил я и, повернувшись к нему спиной, стал доставать из сейфа изъятые вчера документы.
— Хлебников я. Меня все Батон называют, но я не обижаюсь.
Я достал документы и положил их на стол. Протянул Батону лист бумаги и шариковую ручку.
— Давай, Батон, шевелись. Пиши!
— «Чего, чего», — передразнил я его, — расписку пиши!
Он пододвинулся к столу и начал писать.
Я из-за плеча следил за его писаниной, удивляясь его безбожной безграмотности. В каждом слове Батон делал как минимум по одной ошибке.
— Ну, так дела не пойдут, — прервал его я. — Пиши, я буду диктовать. «Расписка». Поставь дату и время. Сейчас девять тридцать. Написал? Пиши свою фамилию, имя отчество. Поставь перед этим букву «Я». Ты что, Батон, первый раз пишешь расписку? Написал? Продолжай! Получил водительское удостоверение и технический паспорт на автомашину «Мерседес». Написал?
Батон, как в школе, старательно выводил букву за буквой, облизывая при этом губы.
— Претензий к Абрамову Виктору Николаевичу никаких не имею. Написал?
Закончив, он протянул мне лист. Я бегло прочитал и положил на стол. Потом достал из ящика стола большие канцелярские ножницы и на глазах потрясенного Батона стал медленно резать его водительское удостоверение и технический паспорт.
Тот что-то хотел сказать, но из его горла послышался только стон.
Покончив с документами, я собрал все кусочки со стола и протянул ему.