Кровь предателя
Шрифт:
Клинок глубоко вошел в живот Страйкеру, прежде чем он его почувствовал.
Сперва его тело почти никак не отреагировало, и он направил дирк на Мейкписа, но затем взор затуманился, и сила оставила руки. Дирк выпал из ладони, словно её отрезали, и он потрясенно завалился на спину. Лишь тогда он заметил рукоять клинка, которую судорожно стискивал в здоровой руке Мейкпис.
Илай Мейкпис рассмеялся. Одна его рука беспомощно свесилась; запястье окуталось облачком пара, пока из него хлестала горячая кровь. Лицо побелело, а рот был слишком разбит, чтобы усмехнуться.
Движения его были мучительно медленными, словно он сражался с могучим течением Темзы, но он сумел подняться на ноги, попутно подобрав клинок Страйкера.
Страйкер тоже пытался встать, но пламя мучительной боли отдавалось в каждой частичке тела - животе, голове, ногах и руках, прижимая его к земле.
Мейкпис склонился над ним.
– Мне чертовски жаль тебя покидать, - прохрипел он, выдавливая каждое слово, - но у меня важная встреча, о которой ты, несомненно, осведомлен. Сэр Рэндальф должен добраться до Лондона.
Он выставил длинный клинок, острие закачалось у горла Страйкера.
– Bon voyage, mon Capitaine [27] .
Страйкер ждал смертельного удара.
Но узкие и беспощадные глаза Мейкписа вдруг расширились. Они смотрели друг на друга целую вечность, молча, без движения. А потом что-то выдвинулось из груди Мейкписа. Из-за боли и смятения Страйкер так и не понял, что случилось, пока через изысканный пурпурный дублет не показалось окровавленное острие алебарды, Темное, влажное и поблескивающее в вечерних лучах солнца.
27
Счастливого пути, мой капитан (франц.)
Лицо Мейкписа побелело, а мышцы расслабились, жизнь вытекала из него, как сок из срубленного ствола. Он выпустил клинок Страйкера и рухнул на колени, по-прежнему с торчащей из груди алебардой.
За ним возвышалась темная фигура, которая теперь ослабила хватку на длинном древке алебарды. Древко шлепнулось на залитую кровью траву, потащив за собой и тело Мейкписа, так что он так и остался стоять на коленях, а тело изогнулось под неестественным углом, как плохо сварганенная марионетка. Кровь предателя разливалась по его телу, как распускающиеся лепестки алого цветка. Его глаза уставились на расплывающееся темное пятно на груди, из которой вырвался последний глубокий вздох.
Он был мертв.
– Bon voyage, mon Capitaine, - тихо сказала Лизетт Гайяр.
Эпилог
– Освобождено из великолепного подвала сэра Ричарда Уинна, - сказал генерал кавалерии, принц Руперт Пфальцский, поднимая хрустальный бокал. Он полюбовался богатством оттенков налитого в бокал вина, а потом взглянул на мужчину, сидящего напротив.
– Думаю, вы знаете, о каком подвале речь?
Капитан пехотного полка сэра Эдмунда Моубрея Страйкер, уловив блеск в глазах принца, грустно улыбнулся.
– Да, сэр, я провел там некоторое время.
Руперт отхлебнул темную жидкость, театрально погонял ее по рту, смакуя вкус, проглотил и оглядел гостей, собравшихся за длинным полированным столом. Встретившись глазами с одним из сидевших за столом, принц наклонил голову.
– Мои извинения, капитан Форрестер, пожалуйста, продолжайте.
Ланселот Форрестер, раскрасневшийся от жары, вина и присутствия именитых гостей, усмехнулся.
– Так вот, мы стоим там, - продолжил он рассказ, прерванный появлением слуги с графином, - а эти чертовы ополченцы поднимаются во весь рост, так что видны за версту, и шумные, как облепленное грачами дерево.
– И видят вас?
– с энтузиазмом предположил принц Руперт, наслаждаясь умением Форрестера рассказывать истории, несмотря на то, что лично был свидетелем разгрома на Тернхэм-Грин.
Форрестер кивнул.
– Наблюдают за нами и ждут. Мы смотрим налево, смотрим направо, и что мы видим? Тысячи мятежных ублюдков. Тысячи!
– он тряхнул головой, всё еще потрясенный воспоминанием.
– Не только вояк, понимаете? Лавочников, подмастерьев, кожевников, пекарей, все подряд, даже собаки!
– Они не атаковали?
– брови Страйкера удивленно приподнялись.
– В том-то всё и дело, старик, - продолжил Форрестер.
– Их было не меньше двадцати пяти тысяч, и они не стали драться. Да и нам едва ли под силу было атаковать, учитывая, сколько сил мы потратили на то, чтобы выкурить их из Брентфорда. Честно говоря, ни одной стороне не хватило смелости.
Со дня битвы при Брентфорде минула неделя.
Лизетт Гайяр привезла Страйкера назад, к позициям роялистов. Она помогла ему взобраться на свою лошадь, оставив кинжал в ране, поскольку опасалась, что, вынув его, вызовет сильное кровотечение, поэтому Страйкеру пришлось сидеть на коне верхом, вместо того чтобы лежать поперек лошадиного крупа. Сэр Рэндальф Мокскрофт именно так и лежал, лицом вниз поперек блестящего седла Тайнтона, и последнее, что запомнил Страйкер, - испуганное, бледное лицо шпиона в тот миг, когда Лизетт взяла в руку поводья второй лошади.
Свою собственную лошадь Лизетт реквизировала во время погони за Страйкером. В отличие от него, она не стала проверять, были ли у адьютанта с собой послания, просто стащила несчастного в грязь, осыпая угрозами на своем родном языке.
– А потом я последовала за тобой, - объяснила она.
– Это не составило труда в этих полях. Разве что пришлось соблюдать осторожность, чтобы не напороться на этих чертовых солдат в зеленых мундирах.
Первая ночь была критической, но приставленный к кровати капитана самим принцем Рупертом королевский хирург спас Страйкеру жизнь. Следующие три дня Страйкер провел в лихорадочном забытье в подпрыгивающей на ухабах повозке лекаря, сопровождавшей армию на марше. Временами, услышав знакомый голос, он что-то тихо шептал в ответ, но все усилия привести его в сознание ни к чему не приводили.
Даже когда Страйкер пришел в себя, вернувшееся сознание не означало немедленного избавления от опасности. Еще целых три дня лекари колдовали над ним, не пуская посетителей - за исключением грозной, но очаровательной мадемуазель Гайяр - доблестно пытаясь свести к минимуму вторжения, которые могли помешать ходу его постепенного, но хрупкого выздоровления. В результате о произошедшем в Брентфорде и последствиях этого сражения Страйкер узнал много позже.
Страйкер оставался на попечении лекаря, пока армия роялистов не достигла Рединга. Вскоре после этого он получил приглашение на ужин от Патрика Рутвена, графа Форта.