Кровь пьют руками
Шрифт:
Никого.
Только догорает елка, и синеватые блики пламени играют на лице парламентера, делая его похожим на лицо мертвеца.
Впрочем, мы с Ерпалычем выглядим, наверное, не лучше.
— Убедительная демонстрация. — Ерпалыч смотрит на гостя с явным уважением. — Впечатляет.
Человек легкомысленно машет рукой — а, пустяки, мол! — и я наконец вспоминаю, где мы с ним встречались.
«Я — заведующий кардиологическим отделением. Мне Идочка сейчас звонила…»
Вне всякого сомнения, это был он: тот самый симпатичный парень-"кардиолог", чьим заботам мы с Фолом
— «Скорая» твоя где, доктор? Наверху ждет? Две койки заготовил? — неприязненно интересуюсь я у «кардиолога».
Ерпалыч в недоумении косится на меня. Он-то этого не помнит!
— Это, дядько Йор, твой лучший друг, — поясняю я старику. — Доктор Айболит. Ты еще из его «Скорой» взапуски бегал. Помнишь? — или склероз одолел?!
— Совершенно верно! — Улыбка у парня прежняя: искренняя, открытая, обезоруживает наповал. — Мы ведь действительно везли вас лечить, Йероним Павлович! И даже успели кое-что сделать, прямо в машине — пока вы не пришли в себя и не исчезли столь… необычным образом! Если бы не наши старания, вы бы, между прочим, могли и вовсе не очнуться. Сам я действительно не врач, но медработники у нас в машине были, можете потом у них поинтересоваться.
Ерпалыч молчит. Вместо него вновь встреваю я. Парень говорит очень убедительно, ему хочется верить, но я разучился верить с лету — и поэтому пытаюсь найти брешь в его аргументах.
— Ну хорошо, вы добрые самаритяне и вообще альтруисты! Зачем тогда нужен был весь этот маскарад? Белые халаты, завкардиологией, похищение?.. Зачем врать-то было?
— А скажи я вам правду, вы бы мне поверили? — хитро щурится парень, и «гусиные лапки» шустро разбегаются из уголков его глаз к вискам. — Про заинтересованность в господине Молитвине, как в ценном работнике, про то, что наши врачи гораздо быстрее поставят Иеронима Павловича на ноги — и медикаментами, и заговорами, о каких в обычной храм-лечебнице отродясь не слыхали… Поверили бы?
Я молчу. Крыть нечем. Конечно, не поверили бы. Ни я, ни тем более Фол с Риткой.
— Или вы предпочли бы и дальше препираться с бюрократами из неотложки? Слушать мои объяснения-заверения, спорить, сомневаться — а потом обнаружить, что Йероним Павлович, прошу прощения (вежливый кивок в сторону моего спутника), уже окоченел? Такое знакомство вам понравилось бы больше?
Да, он умеет быть убедительным, этот молодой напористый парень. Кажется, Снегурочки назвали его Колей?
— Ты бы хоть представился, мальчик Коленька, — недовольно бурчу я, почти сдавшись под напором его железной логики. — Славное дело: ты нас знаешь, чешешь как по писаному, а вот мы тебя…
На «ты» я называю его из принципа. Довольно дурацкого принципа, наверное.
Парень звонко хлопает себя ладонью по лбу.
— Простите, господа! Совсем забыл… — Он смотрит на подмерзающие останки Снегурочки и тихо улыбается сам себе. — Полагаю, «мальчик Коленька» не устроит обе высокие договаривающиеся стороны. Знаете что? — зовите меня Лелем, Пока.
— Пока что, Лель? — подает наконец голос Ерпалыч.
— Пока мы не познакомимся с вами и Олегом Авраамовичем поближе, — оборачивается к
— А вы считаете, таковое знакомство необходимо высоким договаривающимся сторонам? — ядовито интересуется Сват-Кобелище, и я мысленно ему аплодирую.
— Считаю. — Лель мгновенно становится серьезным. — И еще раз приношу извинения за все возникшие недоразумения. Поверьте, мы сами об этом сожалеем! И сотрудничество наше будет строиться на условиях, с лихвой компенсирующих… э-э-э… былые затраты.
— Я знаю, ваш магистр на это уже намекал, — кивает Ерпалыч.
На долю секунды лицо Леля меняется.
— Магистр? — переспрашивает он. — Ах да, магистр… конечно!
— Не далее как сегодня, — усмехается старик. — Должен отметить, вы работаете весьма оперативно.
— Стараемся, — расцветает Лель, но на сей раз его улыбка похожа на искусственный цветок.
— Итак, что вы конкретно хотите нам предложить? — Ерпалыч наконец решил взять быка за рога, и я полностью с ним согласен.
— Работу в нашем центре. По вашему профилю. Изменение реальности, методы воздействия, приспособления, рычаги давления и управления. — Лель явно увлекся. — Только вместо любительских спектаклей — профессиональный театр. Отличное оборудование, библиотека, доступ к любым материалам. И оклады, между прочим, соответствующие вашей квалификации.
— Ну-ну, не преувеличивайте, молодой человек! Сами только что в Берендеево царство игрались! К чему вам пара доморощенных кустарей — с такими-то возможностями?!
— Не прибедняйтесь, Иероним Павлович!
– перебивает старика Лель. — Доморощенные кустари! — Он даже фыркает. — Один после инсульта ухитряется обернуться и уйти у нас из-под самого носа, другой удирает от группы захвата верхом на китоврасе…
— На ком?
— На китоврасе… ну, это старославянское название кентавров! Дело в том, что наша терминология несколько отличается от общепринятой…
И тут меня наконец понесло! Заболтать нас решил, Колян? Не выйдет! Гладко стелешь, друг ситный!
— Китоврас?! — кричу я Лелю прямо в лицо, и он невольно отшатывается. — Это мой друг Фол — китоврас?! Это Папочка — китоврас?! Да сам ты китоврас, и все вы там китоврасы! Лечить они Ерпалыча собирались! Работник он ценный! А кто телефон ему отключил, чтоб «Скорую» вызвать не могли, а?! Кто полковника с громилами в мою квартиру прислал?! Стреляли в нас, понял?! Савву-электрика кто подставил, чтоб на дядька Йора выйти?! Кто Фимку в заложниках держит?! Отвечай, гад!
Я наконец выдыхаюсь и стою, тяжело дыша. Кажется, произведенный эффект равен нулю.
— Можно отвечать? — вежливо интересуется Лель.
— Можно.
— Вот и чудненько. Отвечаю по порядку. Никаких телефонов мы не отключали. Зачем? Нам Иероним Павлович нужен живым и здоровым. Иначе к чему нынешняя встреча?
— Допустим…
Врет умело: ровно наполовину. Что старика от перенапряжения инсульт хватит, они и впрямь предугадать не могли. Так что насчет «живым и здоровым» — похоже, правда. А телефон вы отключили, господа хорошие! Как выяснили, что прослушивание накрылось, что «Куреты» — и в Африке «Куреты» — так и оборвали связь. Ладно, давай дальше.