Кровь пьют руками
Шрифт:
— Если — что?!
Вспомнилась небритая физиономия господина «литератора». Браунинг? Не жирно ли? Пинок ему под зад — в самый раз!
Игорь понял. Покачал головой.
— Т-ты не разбираешься в ситуации, Ирина! Этот Залесский…
Договорить он не успел.
Автоматная очередь. Короткая, захлебывающаяся… тишина.
Еще очередь.
Ба-бах!
Словно железной палкой — по ушам.
Где-то совсем рядом, близко.
Я зажмурилась. Лишь на миг, чтобы очнуться, прийти в себя. Выходит, и вправду — не все знаю!
— Это… там?
Маг
Там!
Рюкзак уже за плечами. Игорь усмехнулся — незнакомо, зло. Ровные белые зубы оскалились. Таким я его еще не видела. Волк! Сероглазый Волк, почуявший добычу.
Внезапно я успокоилась. Все — на своих местах. У нас приказ. В руке у меня — оружие. Рядом идет бой. Это — реально, все остальное — потом.
Потом?
Я оглянулась, помедлила.
— Игорь!
Волчьи глаза на миг потеплели. Я заспешила, заранее понимая, что сейчас — не время, не место.
— Игорь! Когда все кончится… Если мы выживем…
Он понял. Знакомая улыбка тронула губы. И снова — ямочка на подбородке.
— К-куда захочешь, Ирина! Если ты сможешь… Смогу? Смогу — что? Простить? Забыть?
— Ты мне ничего не говорил. Девятый! Ничего! Ты понял? Я ничего не хочу знать! Сейчас я хочу одного — добраться до вертолета. Вместе с тобой. Ясно?
Игорь молчал. Долго, бесконечно долго. Наконец кивнул — серьезно, без улыбки. Я посмотрела на небо: трещина стала шире, неровная золотая твердь тускло горела в закатных лучах.
Сколько еще осталось? Век? Год? Минута? Поймет ли он?
— Ты п-права Стрела. Ничего н-не было. Есть м-мы — ты и я.
— И вертолет, — улыбнулась я, почувствовав, как отпускает сердце.
— Д-да. И вертолет.
IV. SANCTUS
Сдвоенный рокот нарастал, оползнем рушился на головы с треснувшей навсегда скорлупы неба, и мнилось: незримая саранча опускается на многострадальную Землю из драгоценного разлома, которого просто не могло быть, но который — был.
Чаша терпения переполнилась, пролилась пеной грехов через край — и вот приближается, парит в поднебесье неумолимый гул оперенных в сталь крыльев Ангелов Смерти с карающими мечами в руках…
А может, все было гораздо проще и скучней.
В самом углу пустыря, некогда представлявшего собой двор компьютерного колледжа «Профессионал», у выщербленного кирпичного забора, стояли двое.
Мужчина и женщина.
Адам и Ева, прикрывшие срам после Второго Грехопадения.
Они были похожи друг на друга: оба среднего роста (мужчина, как ни странно, пониже, женщина — повыше), в вязаных шапочках с помпонами; на Адаме — серая, давно вышедшая из моды болоньевая куртка, потертые джинсы, старые, но еще крепкие желтые ботинки на толстой подошве; на Еве — ратиновое пальто неопределенного цвета, из-под которого выглядывают брюки из черного вельвета в крупный рубчик, заправленные в полусапожки на белесой «манке».
В одном «second hand»
Лица… лица обоих совершенно не запоминались. Займешь за такими очередь в сберкассу, за телефон уплатить, отойдешь на минутку сигарет в киоске купить — а потом, вернувшись, и не вспомнишь, за кем занимал! Никакие лица. Будто смазанная фотография без ретуши. Словно брат. и сестра из одного инкубатора.
Двое смотрели вверх.
Ждали.
Рокот все нарастал, скоро превратившись в явственно различимый гул винтов — и вот из-за домов, зиявших слепыми глазницами выбитых окон, вынырнули две тупорылые машины. Зависли над пустырем, шагах в пятидесяти от подпиравших кирпичную стену Адама с Евой, и стали неторопливо опускаться, подняв вокруг себя вихрь из отсыревших обрывков бумаги, рваных упаковочных кульков, окурков и прочей дребедени.
Вертолеты едва успели коснуться земли, как дверь одного из них мигом отъехала в сторону. В чавкнувшую под ногами грязь спрыгнули трое в штатском, один за другим — и, пригибаясь, побежали к неприметной парочке у забора.
Одеты пришлые были по-разному, пестро, словно старались как можно меньше походить друг на друга (в отличие от Адама и Евы). Но тщетно: чувствовалась общая повадка в плавных, вкрадчивых движениях, внешне ленивых, но на поверку стремительных: миг, другой, — а троица уже в углу пустыря, рядом с парочкой обитателей здешнего рая.
Успели, накануне изгнания.
Мужчина в серой куртке-болонье коротко бросает пару слов (за гулом винтов, сбрасывающих обороты, их почти не слышно), трое согласно кивают -и вся пятерка споро перебирается через забор по заблаговременно подставленному бревну.
Помочь женщине никому не приходит в голову. Впрочем, Еве помощь не требуется.
Идти пришлось недолго: миновав двор, усыпанный хрустящим под ногами битым стеклом, они вошли в тень старой «хрущобы»-пятиэтажки и свернули в крайний угловой подъезд.
Узкая грязная лестница.
Пахнет кошачьей мочой.
Из разбитых лестничных окон и из приоткрытой второй двери, выходящей налицу, тянет сквозняком.
Ныряя в темноту, щербатые ступеньки ведут в подвал, но пятерым подвал не интересен. Едва оказавшись в подъезде, они дружно начинают расстегивать одежду, с отработанностью профессионалов доставая аккуратные, чуть больше пистолета, автоматы.
На стволы навинчены глушители, превращая оружие в смешное подобие вибраторов из секс-шопа «Интим».
— Третий этаж, направо, — властно командует Адам в серой куртке и вдруг останавливается как вкопанный.
Дальше пути нет.
Прямо на ступеньках, посередине между двумя пролетами, расположился человек в овчинном полушубке с погонами. На боку — табельный палаш в ножнах, на коленях — короткоствольный «АКС-99» со складным прикладом. Жорик сидит, чуть скособочившись — левая рука служивого туго забинтована и висит на перевязи; он сидит, курит, щурится от едкого табачного дыма, лезущего в глаза, — и со спокойным интересом разглядывает вооруженных людей.