Кровь Зигмара
Шрифт:
— Открывай сейчас же! — приказал фон Корден, когда они подошли к тяжёлой деревянной двери сторожевой башни. Серия щелчков и глухих ударов донеслась с другой стороны в ответ. Дверь открылась на полшага, и в проём высунулось иссечённое шрамами рыло большой и уродливой свиньи. Она какое-то время принюхивалась, прежде чем хозяин свиньи облизал губы и прохрипел, что всё чисто. Она выжидающе посмотрела на своего хозяина охотника на ведьм своими чёрными глазами-бусинками.
— Привет, Гремлинн, старая жирная свиноматка, — произнёс фон Корден, толкая дверь и потрепав изорванные уши свиньи. Он протянул пару ушей гулей на ладони, и они были
— Какие-нибудь нападения, Стейг? — спросил охотник, искоса взглянув на высокого охранника, ожидавшего у двери.
— Не, — ответил долговязый стирландец, ковыряясь в своих гнилых зубах. — Они могут попытаться убить тебя, когда поворачиваешься к ним спиной, но даже трупожёры не настолько тупы, чтобы напасть на нас здесь.
— Не зарекайся, иначе такой ход мыслей доведёт тебя до могилы, — сказал фон Корден. Он очистил подошвы сапог разъеденным бронзовым мечом, который гарнизон использовал в качестве скребка для обуви, выбросив грязь в могильную яму за дверью. — В конце концов мы говорим о людях Маннфреда. Я обнаружил Хейнрота Карнавейна обглоданным в его собственной кровати этим утром. А это значит, что из ордена в провинции остался только я.
— Кровавые купола, — произнёс Стейг, печально покачав головой. — Это очень печально.
Анхольдт посмотрел на своего товарища, на его широком лице явно читалось недоумение.
— Ублюдок задолжал мне в картах, — сказал Стейг в качестве объяснения.
Анхольдт закатил глаза и подошёл к костру, ткнув в него навершием своей булавы с длинной рукоятью.
— Просто расскажи ему чёртовы новости, Стикс, — сказал он, уставившись на пламя. За его спиной Гремлинн легла обратно на свой грязный коврик и начала тихо храпеть.
— Можешь рассказать мне через мгновение, — сказал фон Корден. — У меня такое чувство, что они мне не понравятся, — охотник повесил свою потрёпанную шляпу на череп темплхофского варгейста, который был похож на череп летучей мыши, её широкие поля прикрыли пулевое отверстие под глазницей отвратительного трофея. Он опустился в старое кожаное кресло, которое выбросило в воздух всю пыль, которую оно вобрало в себя с момента его последнего визита, и поставил свои длинные сапоги на край обрушившегося колодца в центре сторожевой башни. Усевшись, он закурил трубку с костяной ручкой и посмотрел на Стейга, подняв брови. Облако голубого дыма закрутилось вокруг его жирных светло-серых волос.
— Ну?
— Ну, вы получили сообщение от самого старого Вулкана, босс, — сказал Стейг, почёсывая подмышки, как блохастая собака. — Вы нужны в Альтдорфе, быстро и резко. Фрейдриксен считает, что эти невежественные сутенёры на совете всё же решили, что восход солнца это важно.
— Ха! Так они снова хотят видеть меня при дворе, не так ли? У них короткая память.
— Похоже на то, — сказал Стейг. — Всё прощается, когда гаснет свет, как говаривал мой папаша.
— Пфф. Рейкландские идиоты. Они все коррумпированы. Так, — произнёс фон Корден, вытряхивая трубку и поднимаясь, чтобы забрать шляпу с черепа варгейста на стене. — Я отправлюсь к Стир, затем попытаюсь купить
У костра Анхольдт посмотрел на своего капитана, собирающегося уходить, и покачал головой от удивления. Меньше минуты покоя, а фон Корден уже отправляется в очередное самоубийственное путешествие.
— И если увидишь наших очаровательных друзей, братьев Горст, — продолжил фон Корден, — Зигмара ради, держись от них подальше. Никто не хочет получить спальное место в этой богом забытой телеге. Стейг, есть что-нибудь, о чём я должен знать перед тем, как уйду?
— Не, — ответил Стейг. — Высокомерные мира сего просто хотят получить информацию, вот и всё.
— О, они её получат, — мрачно произнёс фон Корден, сгребая в охапку папку с пергаментами и горшок с чернилами с накидки на пути к двери. — Наконец-то. Они её получат.
Старая западная дорога
Медленный звон древнего колокола прозвучал в тумане, окутывающим сельские дороги Сильвании. Его звон был похож на жалобные вопли пойманного в ловушку ребёнка, который знал, что его никто не услышит.
Мерзкая повозка, на которую был установлен колокол, тряслась и скользила по грязным рытвинам. Хотя повозку издалека можно было спутать с крестьянской телегой, существа, которые тянули её, не были мулами, а её груз был необычен даже для Сильвании.
Впереди повозки покачивались две пары гниющих трупов, перекладины ярма выступали из их разорванных грудных клеток. Ужасного вида жидкость сочилась из их проткнутых лёгких и вскрытых сердец, когда они напрягались, чтобы тащить повозку вперёд. Личинки сыпались из их боков на каждой кочке неровной дороги. Их босые ноги без устали шлёпали по грязи, и сломанные лодыжки и отсутствующие ступни им нисколько не мешали.
За ними сама телега была выполнена в виде огромной перевёрнутой грудной клетки. Среди костлявого бруса были свалены десятки трупов разной степени разложения. Те, что были внизу, почернели от гниения, их органы сочились желтоватой жидкостью, которая стекала в лужицы на дорогу позади повозки. Слепые голодные крысы копошились во вздутых животах и растянутых кишках, бегая взад и вперёд в поисках съедобного мяса.
На куче трупов, скрестив ноги, сидела сгорбленная фигура, одетая в обноски нищего. Он напевал ритмичную песню снова и снова, кузнечный куплет, который он написал давным-давно, чтобы оживить процесс изготовления подков. Он пел её своим братьям при жизни. Меньшее, что он мог сделать, это спеть её для них и в смерти.
Повозка угодила в яму и качнулась в сторону, в результате чего один из трупов, валявшийся сверху, соскользнул в грязь в беспорядке гибких конечностей. Фигура в робе произнесла команду, и повозка остановилась. Трупы в своей упряжи поникли, будто устали.
— Ну же, парни, — сказа человек в робе. — Мы уже проходили через это. Его тонкий голос был полон напускного веселья, словно у раздражённого учителя при разговоре с трудным учеником. — Если вы попадаете в яму под углом, то мы обычно теряем кого-то и снова приходится останавливать повозку.