Кровавая луна

Эллрой Джеймс

Ллойд завел машину и направился в бар «Черная кошка». Бармен мгновенно распознал в нем копа.

– Да, офицер? – спросил он. – Надеюсь, жалоб нет?

– Никаких, – ответил Ллойд. – Я здесь по поводу ограбления шестого октября. Вы стояли за стойкой в тот вечер?

– Да, я был здесь. А что, вы взяли след? Два детектива заходили на следующий день, и на этом все заглохло.

– Да нет, настоящих следов пока нет. А вы…

Ллойда отвлек музыкальный автомат. Он внезапно ожил и начал изрыгать звуки диско.

– Выключите это, будьте так добры, – попросил Ллойд. – Я не могу состязаться с оркестром.

Бармен засмеялся:

– Да это не оркестр, это «Псы диско». А что, они вам не нравятся?

Поведение бармена так и осталось для Ллойда загадкой:

толи он пытается проявить любезность, то ли завлекает его. С гомосексуалистами никогда не знаешь наверняка.

– Может, я старомоден. Просто выключите, хорошо? Сейчас же.

Бармен уловил металлическую нотку в голосе Ллойда и повиновался. Публика зашумела, Когда он вырвал провод из стены, обесточив автомат. Вернувшись за стойку, он спросил, опасливо косясь на Ллойда:

– Так что вы хотели узнать?

Когда музыка смолкла, Ллойд с облегчением перевел дух.

– Только одно, – сказал он. – Вы уверены, что грабители были мексиканцами?

– Нет, не уверен.

– Разве вы не…

– Они были в масках, офицер. Я чего сказал копам? Что они говорили по-английски с мексиканским акцентом. Вот и все.

– Спасибо, – поблагодарил Ллойд и вышел из бара к своей машине.

Он поехал прямо к дому номер 2269 по Трейси-стрит – «гангстерскому подворью». Как и ожидалось, старый дом был пуст. Паутина, пыль и использованные презервативы покрывали выщербленный дощатый пол. Ллойд знал, что увидит свежие следы в пыли на полу, и оказался прав. Следы были отчетливыми и вели на кухню. Вся сантехника выдрана из стен, на полу крысиный помет. Ллойд открывал дверцы шкафчиков, выдвигал ящики, но находил только пыль, паутину и заплесневелые, кишащие личинками продукты. Потом он снял крышку с расписанной цветочным узором хлебной корзинки и захохотал от радости, обнаружив там новенькую коробку патронов «ремингтон» тридцать восьмого калибра с полым наконечником и две пары шелковых чулок «Чистая энергия».

– Спасибо тебе, гнездовье моей юности! – крикнул Ллойд.

Телефонные звонки в Калифорнийский департамент регистрации автомобилей и в архив департамента полиции Лос-Анджелеса подтвердили его догадки: «понтиак-файерберд» 1979 года выпуска, номер ХВС 027, был зарегистрирован на имя Ричарда Дугласа Уилсона, проживающего в доме номер 11879 по Сатикой-стрит, Ван-Нис. В полицейском архиве Ллойд нашел все недостающие сведения. Ричард Дуглас Уилсон, белый мужчина, возраст – тридцать четыре года, дважды осужденный за вооруженное ограбление, недавно освободился условно-досрочно из тюрьмы Сан-Квентин, отбыв три с половиной года по пятилетнему приговору.

Сердце Ллойда лопалось от гордости, когда он сделал из телефона-автомата третий звонок. На этот раз он звонил домой своему бывшему учителю и нынешнему последователю, капитану Артуру Пелтцу.

– Датч? Это Ллойд. Чем занимаешься?

Пелтц зевнул в трубку.

– Прилег вздремнуть, Ллойд. У меня сегодня выходной. Я старый человек, мне нужна сиеста после обеда. А в чем дело? Голос у тебя такой, будто ты выиграл в лотерею.

Ллойд засмеялся:

– Я выиграл в лотерею. Хочешь зацапать парочку вооруженных грабителей?

– Только ты и я?

– Ну да. А в чем проблема? Мы это делали миллион раз.

– Да уж не меньше миллиона. Я бы сказал, пару миллионов раз. Засада?

– Да, у парня хаза в Ван-Нисе. В участке Ван-Нис через час?

– Я там буду. Но если это пустышка, ты угощаешь меня ужином.

– В любом ресторане города, – сказал Ллойд и повесил трубку.

Артур Пелтц первым из полисменов Лос-Анджелеса распознал и объявил во всеуслышание, что Ллойд Хопкинс – гений. Это произошло, когда Ллойд, в то время двадцатисемилетний патрульный, работал в центральном участке. Шел 1969 год. Эра хиппи, любви и добрых флюидов кончилась, оставив за собой тяжкое наследие в виде неимущих наркозависимых юнцов, наводнивших бедные районы Лос-Анджелеса. Они просили милостыню, подворовывали в магазинах, спали в парках, на задних дворах и в парадных – словом, способствовали резкому подъему статистики арестов за административные проступки

и мелкие кражи, а также за хранение наркотиков.

Добропорядочные граждане Лос-Анджелеса были в ужасе от наплыва хиппи, особенно после того, как двойное убийство Тейт и Лабьянка отнесли на счет Чарльза Мэнсона [9] и его банды длинноволосых. Департаменту полиции Лос-Анджелеса было предписано жестко разобраться с неимущими менестрелями любви, что он и сделал, устраивая рейды по лагерям хиппи, останавливая машины с подозрительного вида длинноволосыми пассажирами и всячески давая им понять, что в Лос-Анджелесе они незваные гости. Результат оказался удовлетворительным: среди хиппи началось движение за жизнь на открытом воздухе в сельской местности и воздержание. Общий лозунг гласил: «Надо остыть». И тут пятеро длинноволосых парней были застрелены на улицах Голливуда за три недели.

9

Чарльз Мэнсон, по прозвищу Голливудский Мясник, и его несовершеннолетние последователи были осуждены по обвинению в массовом убийстве актрисы Шарон Тейт и восьми ее гостей, а также супругов Лабьянка в 1969 году

Сержанту Артуру Пелтцу, по прозвищу Датч, исполнился тогда сорок один год. Он был детективом отдела убийств, и ему досталось расследование этого дела. Работать оказалось практически не с чем. У него лишь сложилось сильное Подозрение, что убийства незнакомых и никак не связанных друг с другом молодых людей имеют отношение к наркотикам, а так называемые ритуальные знаки на их телах – вырезанная ножом буква «X» – нанесены для отвода глаз.

Выяснение недавнего прошлого убитых ничего не дало. Они были бродягами и существовали в субкультуре бездомных. Датч Пелтц зашел в тупик. Он был интеллектуалом, склонным к созерцанию, поэтому решил взять свой законный двухнедельный отпуск прямо посреди расследования. С рыбалки в Орегоне он вернулся духовно обновленным, с ясной головой и обрадовался, узнав, что за время его отсутствия новых жертв «Охотника на хиппи», как прозвали убийцу в прессе, не обнаружилось. Однако общая криминальная обстановка в Лос-Анджелесе резко ухудшилась. Долину наводнил высококачественный темный героин мексиканского происхождения, а откуда он берется, никто не знал. Инстинкт подсказал Датчу Пелтцу, что героиновая атака и убийства хиппи как-то связаны. Только он понятия не имел, как именно.

Примерно в это же время патрульный офицер Ллойд Хопкинс во время ночного дежурства сказал своему напарнику, что ему хочется сладкого, и предложил заехать куда-нибудь за печеньем или кексами. Напарник в ответ покачал головой: все закрыто в такой поздний час, кроме разве что «Гадостных пончиков». Ллойд взвесил все «за» и «против». Ему зверски хотелось пончиков, но в заведении продавались самые скверные пончики в мире, и продавали их злобные или угодливые мексиканцы.

Тяга к сладостям победила, но мексиканцев на месте не оказалось. У Ллойда челюсть отпала, когда он сел у стойки в «Гадостных пончиках» (на самом деле заведение называлось «Радостные пончики»), единственной точке, открытой всю ночь напролет. Всему свету было известно, что в эти закусочные нанимают исключительно нелегальных эмигрантов. Такова была политика Морриса Дрейфуса, владельца сети, бывшего гангстерского короля, – нанимать нелегалов, платить им ниже минимума, но предоставлять койку в одной из многочисленных принадлежавших ему ночлежек Саутсайда. И вдруг…

Вместо привычного мексиканца Ллойд с изумлением увидел угрюмого длинноволосого хиппи. Тот поставил перед ним чашку кофе и тарелку с тремя глазированными пончиками, после чего удалился в подсобку, оставив стойку без присмотра. До Ллойда донеслось перешептывание, потом хлопнула задняя дверь и послышался шум заводимого двигателя машины. Хиппи появился за прилавком минуту спустя. При этом он всячески старался не встречаться взглядом с Ллойдом. Ллойд понял, что дело тут не только в его униформе. Что-то было не так.