Кровавая месть
Шрифт:
— Пыльца, дорогуша, по весне, — снисходительно поучила его Боженка, вплывая в помещение архитекторов, — а сейчас октябрь на твоём сопливом носу. В земле никакой аллергии не водится, и вообще я в сортире отмылась, так что не мели ерунду.
— Так быстро с участком справилась? — удивилась Майка.
— Совсем наоборот, разругалась. Этот сукин сын, жмот недорезанный, за каждый сантиметр земли удавится, жилой комплекс у него, как же! Банка со шпротами, а не комплекс, трущобы для аноректиков!
— А почему для аноректиков? — живо заинтересовался Славик.
— А никто толще не
— А разрешение на такую застройку кто давал? Небось, не государственная тайна?
— Никакая не государственная, а какое-то Жут, я на печати подглядела.
— Что за Жут? С мягким знаком?
— Без. И непонятно, он это или она, так как от имени только первая буква — «Ж». Жут. Удачное сочетание. Вот бы эту тварь отравить, деньги вытряхнуть и пожертвовать на бездомных собак. В вашем муравейнике кофе найдётся?
Все присутствующие слушали с огромным интересом. Боженкины излияния пришлись на финальную фазу согласования тех самых осветительных проблем, но даже инвестор, он же владелец многофункциональной резиденции, оторвался от своих заморочек и увлёкся чужими. Оглядев помещение, он сочувственно произнёс:
— А у вас тут тоже, как я погляжу, каждый сантиметр на счету.
Он-то думал, что удачно поддержал разговор, на самом же деле наступил на больную мозоль и вызвал всеобщее неудовольствие.
— Не все присутствующие работают в этой комнате, — холодно информировал его руководитель группы. — Вы, уважаемый, настаивали на расширенном совещании, поэтому пять человек были приглашены дополнительно. Спешу вас уверить, что, как только мы, наконец, придём к соглашению, гости покинут это переполненное в данный момент помещение…
— И позволят нам поработать, — добавил, мечтательно вздохнув, некий Бобусь, тоже архитектор, печально созерцая даль за окном.
Инвестор почувствовал себя неловко и так растерялся, что напрочь забыл о лампе на длиннющем кронштейне, а точнее, о трёх таких лампах, которые должны были быть скрыты и включаться неожиданно в самых непредсказуемых местах. Ожидавшие от заказчика дальнейшего привередничания, Майка со Славиком также ни за какие коврижки не могли вспомнить, что за выкрутасы отравляли им жизнь, и были приятно удивлены, что претензии так неожиданно кончились.
На сердитый вопрос Боженки руководитель группы ответил с некоторым опозданием:
— Кофе имеется, сделайте милость, угощайтесь, а вот ядом не богаты, не взыщите…
Столь изящный ответ ещё больше огорошил инвестора, который уже успел выпить свой кофе. Он вдруг резко заторопился, объявил, что все вопросы решены, предлагаемые эскизы интерьеров его целиком и полностью устраивают, ничего больше ему не требуется, а место для матерей с детьми у своей ограды он, разумеется, оставит. После чего в панике улетучился.
— Я боялась, будет хуже, — призналась Боженке удивлённая Майка. — Явился вздрюченный, аж красный весь, то ему не так, сё не так и вдруг сдулся. Я пошла, ты со мной?
— А что мне тут делать? Только кофе допью, раз уж не отравленный. Спасибо, время нам сэкономил.
— Мне пригодится, по пути
Боженка помолчала, открыла было рот, потом закрыла, кашлянула неуверенно и, наконец, заявила:
— Я тебя подброшу. Мне тоже кое-что купить надо, а у тебя можно будет спокойно поговорить. Надеюсь, — добавила она сухо.
Подруги расположились на кухне, поскольку в гостиной дети делали уроки, которые заключались в просмотре по телевизору обязательной программы о животных, на этот раз речь шла о пауках. Строго говоря, обязательной она являлась для Томека, который был постарше, но младшая на два года Кристинка тоже хотела. Оба прилипли к экрану и дурака не валяли.
Майка присматривала за варившимися на ужин для всей семьи купленными в магазине пельменями, причём время этого самого ужина значения не имело. Готовые пельмени ставились в салатнице на кастрюлю с кипящей водой, сохраняя тем самым консистенцию и температуру хоть до утра. Боженка охотно похвалила метод подруги, но это было единственное, что она похвалила.
— Дура, ты набитая, и прямо не знаю, что с тобой делать, — выговаривала она Майке по полной программе. — Да стребуй ты одним махом все те деньги, что этим пиявкам наодалживала, на две машины бы хватило, не то что на одну. А так, Доминик на мотоцикле ездит, ему, видите ли, нравится, а тебе с этого проку ноль. Ему опять же легко отговариваться, мол, яйца на багажнике побьются, молоко прольётся, а ты таскай сумки! А в кредит не хочешь!
— В кредит ни за что! — с диким упрямством подтвердила Майка, вылавливая один пельмень на маленькую тарелку и доставая вилку. — Я ещё в школу ходила, когда одна из моих тёток из-за кредита пыталась совершить самоубийство. Правда, это в Америке было… Ну, почти готово, ещё пару минут и можно сливать.
Боженке стало любопытно:
— А что с тёткой? Откачали?
— Откачали.
— И что?
— Да ничего. Всё у неё отобрали, и вернулась она в Польшу голая, босая и в слезах. А тут на ней сразу же женился один дантист из Пётркова Трибунальского, точнее, не дантист, а протезист, которому ничего в кредит покупать нужды не было. Очень хороший протезист.
Боженка пожевала кусочек сыру, закусила солёной соломкой и сделала вывод:
— Получается, ей только на пользу пошло. Могла бы и ты попробовать.
— Самоубийство?
— Нет. Кредит.
— Во-первых, у меня нет под рукой протезиста, во-вторых, этот её протезист спился и вроде уже умер, а в-третьих, позволь тебе напомнить, что у меня муж есть. Подбиваешь меня на двоемужество?
— Вот именно, муж! — оживилась Боженка. — Сбила меня своей тёткой с панталыку. Ты пашешь, как вол, а муженёк что? Ты не думай, будто я не знаю, сколько они могут, а особенно твой Доминик. Между прочим, опять отказался взять халтуру на раздвижные ворота с какими-то хитроумными причиндалами, потому как слишком хорошо платят. Ты мне скажи, кто тут спятил: ты или он? Я ведь не слепая, ты по ночам вкалываешь, а он, вишь ли, мотылёк выискался! Ты почему такое позволяешь? Совсем сдурела?