Кровавая жатва
Шрифт:
Она дала мне фонарик, зевнула:
— Господи, ну и устала я. Надеюсь, в этой дыре есть что-нибудь выпить?
Я сообщил, что у меня с собой фляжка виски. Эта новость ее подбодрила.
В хижине была всего одна комната, где помещалась армейская койка, покрытая коричневым одеялом, стол, на котором валялись фишки для покера и колода карт, железная печка, четыре стула, керосиновая лампа, тарелки, кастрюли, сковородки и ведра, три полки консервов, охапка дров и тачка.
Когда мы вошли, Рено зажигал лампу.
— Не
Дина подошла к койке, откинула одеяло и сообщила:
— Может, здесь кое-что и водится, но так не видать. Давайте свою выпивку.
Я отвинтил пробку и передал девушке фляжку, а Рено вышел отогнать машину. После Дины я тоже сделал глоток.
Рокот мотора становился все слабее. Я открыл дверь и выглянул. Видно было, как белый свет, удаляясь, прыгает вниз по холму между деревьев и кустов.
Когда он совсем исчез из виду, я вернулся в хижину и спросил девушку:
— Ну как, пойдем в город пешком?
— Что?
— Рено уехал на машине.
— Подонок паршивый! Слава Богу, хоть под крышей нас оставил.
— Не радуйтесь. У Рено был ключ от этой развалюхи. Ставлю десять к одному, что те ребята, которые его ищут, знают это место. Поэтому он нас здесь и бросил. Предполагается, что мы сцепимся с преследователями и задержим их, пока Рено будет удирать.
Дина устало поднялась с койки, прокляла Рено, меня, всех мужчин от Адама и хмуро осведомилась:
— Уж если вы все знаете, то скажите, что нам теперь делать.
— Найти местечко поудобнее где-нибудь поблизости и посмотреть, что будет дальше.
— Я возьму с собой одеяла.
— Одного они, может быть, и не хватятся, но если возьмете больше, то нас найдут как миленьких.
— Тоже мне миленький, — проворчала Дина, но одеяло взяла только одно.
Я задул лампу, запер за нами дверь, и при свете фонарика мы стали пробираться по тропинке.
На склоне холма мы нашли небольшую лощину, откуда дорога и хижина просматривались сквозь кусты. За ними вполне можно было укрыться и остаться незамеченными, если, конечно, не зажигать света.
Я разостлал одеяло, и мы сели.
Девушка прислонилась ко мне и начала жаловаться, что земля сырая, что ей холодно даже в меховом пальто, сводит ногу и хочется курить.
Я дал ей глотнуть из фляжки. Этим я купил себе десять минут покоя.
Затем она заявила:
— У меня начинается простуда. Когда они приедут, если вообще кто-нибудь приедет, я буду так кашлять и чихать, что в городе услышат.
— Чихнете только раз, — сказал я. — Второй раз не успеете.
— Тут мышь, что ли, ползает под одеялом.
— Вероятно, всего-навсего змея.
— Вы женаты?
— Бросьте это.
— Значит, женаты?
— Нет.
— Вот повезло какой-то женщине.
Я стал искать приличный ответ на эту остроту, когда вдали на дороге мелькнул свет. Я прошептал:
— Что это? — спросила она.
— Фары. Уже погасли. Наши гости оставили машину и идут пешком.
Прошло довольно много времени. Девушка дрожала, прижавшись ко мне теплой щекой. Мы как будто слышали шаги и видели темные фигуры на дороге и вокруг хижины, но это могло нам и почудиться.
Конец нашим сомнениям положил яркий круг света, брошенный фонариком на дверь хижины. Грубый голос сказал:
— Баба пусть выходит.
Полминуты они молча ждали ответа из-за дверей. Потом тот же грубый голос спросил:
— Ну как, выходишь?
И снова молчание.
Его нарушили выстрелы, со звуком которых мы за этот вечер уже как-то свыклись. Что-то застучало по доскам.
— Пошли, — шепнул я девушке. — Пока тут такой шум, попробуем добраться до их машины.
— Не надо, — сказала Дина. Она вцепилась мне в руку и не давала подняться. — На сегодня с меня хватит. Здесь нас никто не тронет.
— Пошли, — настаивал я.
Она сказала: «Не пойду», — и не пошла, но пока мы спорили, стало уже слишком поздно. Ребята внизу вышибли ногами дверь, обнаружили, что в хижине пусто, и заорали, подзывая свою машину.
— Подъехал автомобиль, туда влезли восемь человек, и машина двинулась по холму в том же направлении, что и Рено.
— Можем перебраться в хижину, — сказал я. — Вряд ли они вернутся.
— Молю Господа, чтобы в этой фляжке осталась хоть капля виски, — сказала она, когда я помогал ей встать.
Консервы, припасенные в хижине, показались нам наутро не слишком соблазнительными. Наш завтрак состоял из кофе, сваренного на сильно застоявшейся воде из оцинкованного ведра.
Пройдя с полтора километра, мы добрались до фермы, где какой-то юноша оказался не прочь заработать несколько долларов и отвезти нас в город на семейном «форде». Он задавал множество вопросов, на которые мы отвечали враньем или не отвечали вовсе. Он высадил нас в начале Кинг-стрит, у маленького ресторана, где мы съели кучу гречневых оладий с беконом. Такси доставило нас к дому Дины около десяти часов. По ее просьбе я обыскал дом от подвала до крыши и не обнаружил никаких незваных гостей.
— Когда вы вернетесь? — спросила она, провожая меня до двери.
— Попытаюсь заскочить к вам до полуночи, хотя бы на несколько минут. Где живет Лу Ярд?
— Пейнтер-стрит, дом 1622. Это в трех кварталах отсюда. Что вам там нужно?
Не успел я ответить, как она схватила меня за плечо и попросила:
— Отыщите Макса, пожалуйста. Я его боюсь.
— Может быть, немного погодя сумею натравить на него Нунана. Все зависит от того, как пойдут дела.
Она назвала меня проклятым обманщиком, которому плевать, что с ней будет, лишь бы шли его грязные делишки.