Кровавая жертва Молоху
Шрифт:
Эрьян Бекк хватается за голову. Затем подскакивает, проверяет на полке в прихожей. Оглядывается и начинает что-то искать на столе и под столом.
Затем внезапно замирает, уставившись на Ребекку.
– Она умна, – говорит Ребекка.
Мужчина кивает.
– С Франсом Ууситало, – произносит он. – Она взяла ружье из охотничьей сторожки. А потом вернула его на место, когда все было сделано. Мне всегда казалось…
Эрьян снова вытирает лицо рукавом.
– …что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она такая красивая
«Хладнокровная и беспощадная, – думает Ребекка. – А он полнейший дурак. Но жить всем хочется».
– Ты ничего не совершил, – обращается Мартинссон к нему. – Освободи меня. Ты не хотел быть замешанным в этом деле. Ты так и сказал.
Эрьян переступает с ноги на ногу, словно убаюкивая сам себя.
– Что мне делать, – бормочет он. – Что мне делать?
– Ты не вынесешь убийства Маркуса, – настаивает Ребекка. – Но ведь ты ни в чем не виноват, Эрьян. И ты уже богат. Эти акции стоят несколько миллионов. Половина уже принадлежит тебе.
– Черт, – жалобно произносит он. – Черт, черт подери!
Продолжая ругаться, он берет нож из кухонного ящика и разрезает серебристый скотч, связывающий ее ноги и руки. Ребекка Мартинссон с трудом поднимается на четвереньки. Перед глазами пляшут черные точки. Особенно справа. Правым глазом она почти не видит.
Встать на ноги. Она опирается о стену. Теперь она видит Маркуса. Мальчик лежал у нее за спиной.
Он смотрит ей в глаза, слава богу, он смотрит ей в глаза.
– Освободи его, – просит она Эрьяна.
В этот момент в его телефоне раздается сигнал пришедшей эсэмэски. Он смотрит на дисплей.
– Она возвращается, – говорит он.
Сумерки сгущаются. Яльмар Лундбум теряет все, в том числе и свое состояние. Он взял долг под свои акции и вложил их в новые акции, но курс этих акций внезапно упал, и это начало конца. К весне 1925 года его долг четырем банкам и одному частному лицу достигает 320 000 крон. Ему приходится отдать кредиторам все свои акции и аванс пенсии за будущий год, заложить все свои произведения искусства.
Здоровье тоже потеряно. Приступы головокружения накатывают все чаще. Он теряет память. Его мучают боли.
Друзей он тоже теряет. Теперь он уже не в состоянии закатывать роскошные ужины – живет без средств у своего брата Сикстена. В письмах этого периода он в основном жалуется на боли, слабость в коленях и то, что доктор запретил ему все, кроме овощей и минеральной воды.
Письма от друзей приходят все реже и отличаются краткостью. Часто это лишь открытки с видами.
Сумерки сгущаются. Но осталось одно дело, которое он должен сделать, – довести до конца, пока не упадет полная тьма.
Ребекка хватает Маркуса за куртку и вытаскивает из дома. Насколько далеко сейчас Майя? Если им повезло, то она, когда посылала сообщение Эрьяну, все еще была на противоположной стороне болота.
Если пойти в сторону болота и бревенчатой дорожки, то они тут же наткнутся на нее, так что туда идти нельзя. Ребекка думает, что можно подняться по лесу вверх по течению, а затем свернуть в сторону дороги. Обойти болото.
Снаружи уже настоящая ночь, но кое-что еще удается разглядеть. На темном ночном небе слишком ярко светит луна. Пятна снега блестят, как лужицы олова. И видно слишком далеко. У них в запасе несколько минут, потом Майя пустится за ними в погоню.
Они с Маркусом продвигаются слишком медленно. Мартинссон идет задом наперед и волочет мальчика за собой, чтобы только уйти как можно дальше от дома. Тащить его тяжело. Ноги дрожат, в голове стучит, как молотом по наковальне.
Шум порога очень выручает ее – в нем тонут звуки ее шагов, треск веток, ломающихся под ногами, ее тяжелое дыхание.
Ребекка избегает снежных пятен, чтобы не оставлять следов. Если ей удастся углубиться в лес, она сможет спрятаться. Послать эсэмэску о помощи.
Она смотрит в сторону тропинки. И там, всего в ста метрах, она видит свет карманного фонарика, мелькающий за деревьями.
Десять шагов волоком, затем передохнуть несколько секунд. Спокойно, спокойно. Десять шагов волоком. Передохнуть. Главное – уйти как можно дальше. Она уже зашла под высокие сосны. Они стоят, черные и разлапистые, отбрасывая в лунном свете длинные тени. Сейчас она уже скрыта ими. А Майя пока идет в сторону дома.
Внезапно из темноты появляется нечто. Страх вонзается Ребекке в диафрагму, но она сдерживает крик. Ей требуется всего полсекунды, чтобы понять, что это.
Вера.
Собака веселой походкой подбегает к ним. Обнюхав Маркуса, она присоединяется к ним, словно это обычная прогулка по лесу.
Господи, она совсем забыла о Вере!
Невозможно спрятать и ребенка, и собаку. Вера даже не умеет лежать по команде.
– Пошла прочь! – хрипло шепчет Мартинссон собаке и отпускает Маркуса одной рукой, чтобы махнуть на Веру.
Вера останавливается. Затем поворачивает голову в сторону домика.
Ребекка ничего не слышит. Но она видит. Свет фонарика, который мечется в разные стороны.
Она тащит Маркуса дальше. Вера следует за ней.
Мартинссон смотрит через плечо, чтобы увидеть, куда она движется. Тащит Маркуса по сухим веткам, между камнями, ища место, где можно спрятаться. Яму, где можно прикрыться ветками и мхом. Елку с большими ветками. Все, что угодно. Хоть что-нибудь!
Она бросает взгляд в сторону домика. Свет фонарика крутится на месте. Потом приближается к ней. Снова вертится на месте. Снова сдвигается на пару шагов в ее сторону.
Проходит пара минут, прежде чем она понимает. Майя обнаружила следы Веры. Вера бежала по снегу. Майя идет по собачьим следам. Ей нужно время, чтобы найти очередное пятно снега со следами, но она продвигается быстрее, чем Ребекка, волочащая за собой Маркуса.