"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?

Бешанов Владимир Васильевич

«…каждую ночь в Харькове собирают по 250 трупов умерших от голода и тифа. Замечено, что большое число из них не имеет печени… из которой готовят пирожки и торгуют ими на рынке».

Кроме того, успехи форсированной индустриализации и коллективизации ― во многом успехи советской пропаганды.

Еще один вопрос стало как–то даже неприлично задавать: чего ради такие жертвы? Чтобы клепать ежегодно по 3000 танков, которые бесславно сгорят в первые дни войны и будут объявлены устаревшими? А может, жить стали лучше? Ну да, товарищ Сталин так и объявил, что «жить стало лучше, жить стало веселей», и привел в докладе цифири, доказывавшие, что в 1932 году «рост народного дохода», по сравнению с 1928 годом, составил 85%. Вот только съесть этот самый «народный

доход» было нельзя: в 1932―1933 годах товарищ Сталин отправил на экспорт 34 миллиона центнеров зерна, десятки тысяч тонн мясо–молочных продуктов.

Письмо Шолохова о жизни «зажиточных колхозников», подводившее итоги коллективизации в Вешенском районе, легло на стол генсеку в апреле 1933–го:

«В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями. Словом, район как будто ничем не отличается от остальных районов нашего края… С момента проведения сплошной коллективизации посевная площадь выросла почти вдвое…

Из 50 000 населения голодают никак не меньше 49 000. Истощенные, опухшие от голода колхозники, давшие стране 2 300 000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж, наверное, не будут вырабатывать того, что вырабатывали в прошлом году… Все это, вместе взятое, приводит к заключению, что план сева колхозы района к сроку, безусловно, не выполнят. Но платить–то хлебный налог придется не с фактически засеянной площади, а с контрольной цифры присланного краем плана. Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 г. повторится и в 1933 г. Вот перспективы…»

Великими свершениями и переломами руководили сталинские кадры, сталинские наркомы, верные сталинские ученики, специально и тщательно подобранные Сталиным люди. Подобно прежним, они обладали всеми внешними атрибутами вождей, были украшены орденами, заслугами, в их честь также переименовывали города, их имя присваивали колхозам, предприятиям, учебным заведениям и метрополитенам. Но, в отличие от буйной, вечно пререкающейся по любому поводу «ленинской гвардии», они знали, кому всем обязаны, кто в доме Хозяин.

Иосиф Виссарионович добился своего. Отдельные «механизмы» сконструированной им машины власти еще требовали дополнительной обкатки и доработки, некоторые «шестеренки» и «болты» определенно придется менять в процессе эксплуатации, но в целом приятно глазу ― как выровнялись ряды, укрепилась дисциплина, как упорядочились мнения, какое единообразие в мыслях и даже в одежде. Неспроста, говоря о партии, Сталин использовал военную терминологию:

«В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется 3―4 тысячи высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это ― наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного звена. Это, так сказать, наше партийное унтер–офицерство».

10 февраля 1934 года, сразу после «съезда победителей», Пленум ЦК ВКП(б) образовал Политбюро сталинского набора в составе: И.В. Сталин (скромный Генеральный секретарь Всесоюзной Коммунистической партии большевиков), В.М. Молотов (окончил реальное училище; председатель Совнаркома СССР), Л.М. Каганович (самоучка; первый секретарь Московского комитета партии, секретарь сельскохозяйственного отдела ЦК; в качестве председателя Центральной комиссии по проверке партийных рядов руководил происходившей в 1933―1934 годах чисткой партии.), М.И. Калинин (два класса сельской школы; председатель ЦИК СССР), С.К. Орджоникидзе (фельдшерская школа; нарком тяжелой промышленности), К.Е. Ворошилов (один класс сельской школы; нарком обороны), С.М. Киров (техническое училище; первый секретарь Ленинградского губкома и Северо–Западного бюро ЦК), А.А. Андреев (два класса сельской школы; нарком путей сообщения), С.В. Косиор (начальное

заводское училище; генеральный секретарь компартии Украины), В.В. Куйбышев (семестр вуза; председатель Госплана, заместитель председателя СНК и СТО).

Кандидаты: А.И. Микоян (окончил духовную семинарию, менее года учился в духовной академии, там же, сменив мировоззрение, вступил в партию; нарком снабжения), Г.И. Петровский (два класса «образцовой школы» при городской гимназии; председатель ВУЦИК), П.П. Постышев (самоучка; секретарь ЦК КП(б) Украины), Я.Э. Рудзутак (два класса приходской школы; нарком РКИ СССР и председатель ЦКК), В.Я. Чубарь (техническое училище; председатель Совнаркома Украины).

Позднее в состав Политбюро были введены: А.А. Жданов (реальное училище), Р.И. Эйхе (начальное училище), Н.И Ежов (он писал: «неоконченное низшее»), Н.С. Хрущев (рабфак).

У большинства «членов» и «кандидатов в члены» в графе «образование» стояла самая убогая запись, и, при всем умении творить «чудеса», грамотно написать коротенькое письмо или записку для многих из них так и осталось непосильной задачей. При назначении на самые высокие посты такой критерий, как грамотность, в принципе не имел значения.

«Сама по себе грамотность населения не говорит о культурности его,

― убеждала «Малая советская энциклопедия»,

― поскольку грамотные могут годами не пользоваться своим уменьем для приобретения знаний».

Вот и товарищ Ворошилов, возглавлявший Вооруженные Силы, был малограмотным, но жутко культурным ― обожал оперу (и оперных певичек) и чтение вслух.

Конечно, для политика образование не самое главное. Политик ― не профессия, а желание власти. Но политиками, в смысле людьми, борющимися за власть, они и не были. Политик мог быть только один, остальные ― лишь проводниками его решений в жизнь, инструментами. (Хотя и воинствующему невежеству должен быть предел. Сталина считали жестким и умным политиком, но поправка «на дурака» в его машине абсолютной власти не предусматривалась. Весь мир вздрогнул, когда на вершину тоталитарной пирамиды взобрался человек, с трудом писавший слово «Хрущ», и принялся размахивать термоядерной дубинкой, обещая «похоронить капитализм». По простоте душевной Никита Сергеевич полагал вполне возможным выиграть ядерную войну: американцам все равно капут, а советские люди как–нибудь оклемаются ― народу и территорий много, не такое видывали.)

Никто из вышеперечисленных лиц не может быть назван выдающимся политическим деятелем, так же как Молотов ― выдающимся дипломатом, а Ворошилов ― выдающимся полководцем. Среди них имелись действительно выдающиеся организаторы, выдающиеся надсмотрщики, многоопытные аппаратчики, а палачами они, повязанные круговой порукой, были все.

Так, Лазарь Каганович (1893―1991) ― копия, только значительно более масштабная, описанных в шолоховском письме уполномоченных по хлебозаготовкам ― на январском Пленуме 1933 года сетовал на то, что руководители разных уровней недостаточно широко применяют такое испытанное воспитательное средство, как расстрел, и призывал к ужесточению репрессий. Критикуя порочную прокурорскую и судебную практику на местах, он призывал думать, в первую голову, не о соблюдении законов, а о беспрекословном выполнении постановлений партии и правительства. Вячеслав Молотов (1890―1986) лично под махнул тысячи смертных приговоров.

В революции особых лавров они не снискали, зато каждый был

«непримиримым борцом партии с троцкизмом, правой оппозицией и другими антипартийными течениями и группировками, преданнейшим учеником и помощником товарища Сталина в борьбе за сплочение партийных рядов, за укрепление ленинско–сталинского единства партии»;

каждый имел заслуги в организации геноцида и возвращении крестьянства в крепостное состояние, каждый, не дрогнув лицом, мог поглощать положенные по должности деликатесы под крики умирающих от голода прямо за окнами спецстоловой.