Кроваво-красная текила
Шрифт:
Я поднырнул под его руку, опираясь на левую ногу (получилось довольно неуклюже), и, замахнувшись правой, сбил Дэна с ног. Он не сумел сгруппироваться, и потому рухнул прямо на спину, довольно сильно.
Я выпрямился и отошел назад. Мой живот напоминал кусок листового железа, которое затвердевает по мере остывания.
Дэн с трудом поднялся на ноги и дернулся в мою сторону. Я поднял руки ладонями вверх, предлагая перемирие.
— Это глупо, Дэн, — сказал я.
Он попытался нанести еще один удар. Однако на сей раз я был готов, сделал шаг в сторону, и кулак
— Проклятье, ты не имеешь права, — заявил он, повернулся и направился к своей машине.
По тому, как он шел, я понял, что у него сильно болит нижняя часть спины.
Окна в его «БМВ» были почти черными, поэтому, только когда Дэн открыл дверцу, я увидел на пассажирском сиденье немолодую женщину с золотыми волосами. Левую руку она держала у лица, как будто пыталась скрыть разочарование. Хлопнув дверью, Дэн прорычал:
— Даже не начинай!
Он проехал по краю лужайки Родригесов и по тротуару выкатил на дорогу. «БМВ», точно перебравшая спиртного акула, медленно свернул и двинулся по Акация-авеню. Братья Родригес посмотрели на меня, ухмыльнулись и отсалютовали пивными банками.
Я нашел Лилиан в спальне, она делала вид, что читает.
— Ну что, поболтали как мужчина с мужчиной? — ледяным тоном спросила она. — Ты пометил свою территорию и объяснил ему, чтобы он на нее не совался?
— Лилиан… — начал я и замолчал, сообразив, что веду себя точно, как Дэн пару минут назад.
Она отшвырнула журнал в сторону.
— Мне не нравится, когда меня отправляют в мою комнату, чтобы большие мальчики могли спокойно из-за меня подраться, Трес.
— Ты права. Мне следовало дать тебе возможность самой все уладить.
— Думаешь, я бы не справилась?
Тут никакой ответ не годился, поэтому я даже не стал пытаться.
Лилиан встала и выглянула в окно. Через пару минут она подошла ко мне и обхватила руками за пояс, но по ее глазам я видел, что она еще сердится.
— Послушай, Трес, у меня выдался тяжелый день. Думаю, единственное, что мне сейчас нужно, это горячая ванна и вечер с книжкой, в полном одиночестве.
— Я люблю тебя, — сказал я.
Она мимолетно меня поцеловала — наверное, так целуют Библию — и спокойно сказала:
— Думаю, завтра мы еще поговорим. Мне не нужны больше сюрпризы из моего прошлого.
Выходя от нее, я осторожно прикрыл за собой дверь.
Дома я проверил свой только что установленный автоответчик. Моя мать звонила дважды, возмущенная тем, что я не отчитался перед ней о своем первом свидании с Лилиан. Боб Лэнгстон оставил загадочное сообщение, в котором угрожал физической расправой и судебным преследованием.
Я развернул керамическую машинку со скелетом за рулем, которую мне подарила Лилиан, и поставил на ковер перед Робертом Джонсоном. Он зашипел на нее, распушил хвост так, что тот стал похож на хвост енота, и, пятясь, ретировался в чулан. При этом он не спускал глаз с таинственного чудовища.
Я вернулся домой всего два дня назад, но уже сумел усложнить отношения с Лилиан, расстроить мать, нанести душевную травму своему коту и завести, по меньшей мере, трех новых врагов.
— Почти рекорд, — сказал я самому себе.
Чтобы еще больше испортить себе настроение, я мог сделать только одно — и я это сделал. Я позвонил в справочное и попросил телефон вышедшего на пенсию помощника шерифа Карла Келли, лучшего друга моего погибшего отца.
Глава 08
— Будь я проклят, если думал, что еще когда-нибудь тебя услышу, — сказал он.
Годы курения немилосердно сказались на голосе Карла, и каждое слово звучало так, будто по нему прошлась пилка по металлу, прежде чем оно покинуло горло.
Прежде чем я успел ему сказать, зачем позвонил, он завел длинное, сложное предложение без пауз, перечисляя людей, которых они с отцом знали и которые умерли, либо находятся в больнице, или страдают на старости лет от неблагодарности детей. У меня возникло ощущение, что Карл живет один, и, скорее всего, ему уже давным-давно никто не звонил по телефону. Я не стал его перебивать, давая возможность выговориться.
По закону подлости, как только я дозвонился до Карла, по телевизору перестали передавать репортаж о бейсбольном матче и включили проповедь Бакнера Фэннинга из баптистской церкви Святой Троицы. Я дотянул телефон до гостиной, насколько хватило шнура, и теперь пытался достать ногой до панели управления в надежде либо выключить телевизор, либо найти другой канал. Однако Бакнер весьма эффективно противостоял всем моим усилиям. Загорелый, в безупречном костюме, ласково улыбаясь, он убеждал меня принять Бога.
— Ага, — вставлял я в нужных местах монолога Карла. — Это просто ужасно.
Через некоторое время Карл дал мне возможность задать свои вопросы, спросив, зачем я вернулся в город.
— Если я захочу посмотреть на бумаги из расследования смерти отца, к кому я должен обратиться?
Он сделал солидную затяжку и хрипло закашлялся.
— Господи, сынок. Ты вернулся, чтобы в этом разобраться?
— Нет, — ответил я. — Но, может быть, я смогу взглянуть на дело свежим взглядом, более объективно, и, возможно, тогда мне удастся оставить прошлое в прошлом.
Я слышал, как он выдувает дым в трубку.
— Не проходит недели, чтобы он мне не снился, — сказал Карл. — Я все время вижу, как он лежит там, около своей двери.
Мы оба замолчали. Я думал о бесконечных пяти минутах между мгновением, когда мой отец упал на землю и приехала «Скорая помощь». Мы стояли, Карл и я, и смотрели, как продукты, высыпавшиеся из мешка, катятся по тротуару, следуя за ручейками крови. Я тогда замер и не мог пошевелиться. Карл же, наоборот, принялся расхаживать взад и вперед, перечисляя, что они с Джеком планировали сделать на выходных, какой была бы охота, какие анекдоты рассказывал ему Джек накануне вечером. И все время вытирал слезы, зажигал и ломал одну за другой сигареты. Банка с вареньем закатилась в согнутую руку отца и пристроилась там, точно плюшевый медвежонок.