Кровавое дело
Шрифт:
— Да здравствует веселье! Как моя сестра обрадуется!… Господин следователь, вы прекрасный человек! А вы, продавец ножей, отлично сделали, приехав из Марселя, и если бы у меня были средства, я оплатил бы ваш проезд сюда и обратно. Но добрые судьи вместо меня рассчитаются с вами. Что же касается корсиканских ножей — их больше не надо. Разрежу хлеб зубами или куплю ножик с деревянной ручкой за четыре су.
— Ступайте, — приказал следователь.
Оскар поклонился, крепко пожал руку ножовщику
— Теперь вы видите, что продажа ножа, сходного с купленным Риго, имела важное значение, — сказал следователь начальнику сыскной полиции и агентам. — Вы пошли по ложному следу, который нас привел, к сожалению, к юридической ошибке. Я больше ни на йоту не сомневаюсь в невиновности Риго. Не он сообщник Анжель Бернье, а тот человек, которому господин Гарнье продал свой второй корсиканский нож.
— Это кажется правдоподобным, — произнес начальник полиции, — не можете ли, господин Гарнье, описать нам наружность этого господина?
— Трудно, сударь, вы слышали от Оскара Риго, что этот случайный покупатель был тщательно закутан. Я с трудом разглядел его лицо, а теперь начинаю думать, что он с намерением так оделся.
— Что это за человек? — спросил господин де Жеврэ.
— Очень образованный, по крайней мере таким казался с виду.
— Иностранец?
— Может быть, но прекрасно говорит по-французски, без малейшего акцента.
— Видели вы его руки? Нельзя ли судить по ним о его обычных занятиях?
— Не могу ответить — он был в перчатках, и, если память мне не изменяет, на меху.
— Заметили ли вы по крайней мере его блестящие глаза, о которых сейчас говорил Риго?
— Я не обратил на них внимания.
— Вот загадка-то! — вскричал господин де Жеврэ. — Ее распутать может одна Анжель Бернье. Сегодня или завтра проговорится же она! — И он прибавил, обращаясь к начальнику сыскной полиции: — Надо все начинать сызнова. Дайте вашим агентам новые инструкции.
В то же самое утро Рене Дарвиль получил депешу от Леона Леройе следующего содержания: «Приеду в Париж в десять часов тридцать две минуты. Приходи встретить на вокзал Лионской железной дороги». Рене пришел в ту минуту, как поезд подошел к станции. Молодые люди, обрадованные встречей, крепко обнялись. Рене заметил, что Леон сильно изменился: очень побледнел, похудел, темные круги окаймили глаза, выражавшие глубокую печаль.
После обмена дружескими приветствиями Леон спросил:
— Виделся с madame Бернье?
— Нет, я поджидал твоего приезда, чтобы сходить к ней вместе.
Дижонский студент провел рукой по лбу, как бы отгоняя печальную мысль, назойливо его тревожившую, и затем сказал:
— Снял квартиру?
— Да.
— Меблировал?
— Все готово.
—
— С удовольствием, но разве ты не поедешь со мной?
— Не сейчас.
— Почему?
— Я должен съездить сперва на улицу Риволи, к господину Мегрэ, старому другу отца, которого он уведомил о моем приезде и поручил мне передать кое-что. Уж, верно, придется у него позавтракать. Приходи за мной к трем часам, и вместе отправимся на нашу квартиру.
— Хорошо.
— А где мы живем?
— В Сен-Жерменском предместье, около улицы Дофин. Улица скверная, но квартирка миленькая и стоит недорого. Найми карету и поезжай поскорее, а так как нам не по дороге, я возьму другую; в три часа увидимся.
Нотариус Мегрэ по какому-то важному делу уехал из Парижа утром. Леона приняла его жена и любезно беседовала с ним до прихода Рене Дарвиля.
Леон представил madame Мегрэ своего друга, и она попросила обоих остаться обедать, обнадеживая, что муж приедет с шестичасовым поездом.
В то время как все это происходило на улице Риволи, в Мазасе выпускали на все четыре стороны Оскара Риго, и носильщик, вне себя от радости, в час пополудни явился на улицу Дофин.
Софи, в пеньюаре, поспешно заканчивала завтрак: она встала поздно, а ей надо было выйти из дома. Служанка Мариетта доложила, что какой-то человек хочет ее видеть.
— Кто это? — спросила Софи. — Господин или торговец?
— Незнакомый господин.
— Молодой или старый?
— Лет двадцати восьми или девяти. Одет неважно, но кажется очень веселым.
— Веселый! — воскликнула Софи. — Так это, должно быть, мой брат! Введи его, или постой-ка, лучше я сама выйду к нему…
Она вскочила, выбежала в переднюю, радостно бросилась на шею Оскару и расцеловала его в обе щеки, прошептав на ухо:
— Не говори ничего лишнего при служанке.
— Будь спокойна, — ответил он, обнимая сестру.
Она увлекла его в столовую.
— Завтракал ли ты?
— Нет, признаюсь, я голоден и готов съесть что попало…
— Так садись поскорее за стол, а я переоденусь, потому что должна уйти.
— Как, ты не останешься?
— Невозможно. Мне непременно надо съездить в Сен-Мор. Сегодня я получила письмо от господина Демишеля, который присматривает за моей дачей; он пишет, что нашелся охотник, желающий приобрести ее на хороших условиях. Мне не хочется упустить случай.
— Не могу ли я тебя сопровождать?
— Конечно! Мы дорогой славно поболтаем!
И она исчезла, тогда как Оскар, положительно ослепленный окружавшей его обстановкой, о которой он до сей поры не имел и понятия, усаживался за стол.