Кровавое наследство
Шрифт:
Ровно в пять часов Лионель явился к мистрисс Бексон, сделавшей для его приема большие приготовления — эти приготовления своим резким контрастом с мрачными и тяжелыми думами, волновавшими его ум, заставили его невольно улыбнуться.
Старая домоправительница оделась ради этого торжественного случая с большой изысканностью и, обменявшись с Лионелем обычными приветствиями, стала показывать ему старинные картины, поясняя их, и даже назвала цену, за которую была куплена каждая из них.
На этот раз Лионелю не было надобности притворяться: неоспоримое достоинство картин сейчас же обнажило его художественные чувства, и он пристально всматривался в каждую из них, так что домоправительнице стало
— Настоящий наш хозяин очень добр, и слуги на него не жалуются, — сказала она, — но он не похож на своего отца, он вечно молчалив и угрюм. С посторонними он еще несколько приветлив, но оставаясь один, он, по-видимому, ни в чем не находит покоя или удовольствия. Я еще не встречала такого скрытного характера, и эта мрачность стала сильнее в последний год, хотя я теперь реже вижу его. Он все о чем-то думает, словно заботы всего человечества обрушились на одну его голову.
— Так вы его редко видели в последнее время? — спросил Лионель.
— О да, очень редко; уж бог знает, что его удерживает в Лондоне: дела или удовольствия, потому что он ведет, по уверениям многих, весьма беспорядочную жизнь; с прошлого лета или, лучше сказать, с того самого времени, когда мой бедный братец Калеб захворал расстройством мозга, хозяин почти не показывается в своем поместье, словно у нас в доме завелись привидения.
Легкая дрожь пробежала по телу Лионеля: все, что он слышал, убеждало его, что банкир совершил летом какой-нибудь страшный, вопиющий проступок.
— Мы дружески знакомы с вашим братом Калебом, — сказал Лионель после короткой паузы. — Мы с ним часто встречаемся в саду. Он начинает говорить очень сбивчиво, но мало-помалу к нему возвращаются сознание и память.
— Да, он мелет разные глупости, и не всякий будет иметь терпение слушать, но я — его родственница, мы выросли вместе, и я одна только ухаживала за ним, когда он заболел.
— Я слышал, что причиной этой болезни был внезапный испуг, — заметил Лионель. — Говорят, что там он увидел что-то ужасное, а может, и не видел, а просто причудилось. Прислуга уверяет, что он испугался привидения, показавшегося в северном флигеле, но я не верю этому, несмотря на все страшные толки, которые идут про северный флигель.
— Не многие так бесстрашны, как наш хозяин.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Лионель.
— Я хочу сказать, что он не боится просиживать там часами даже ночью, он устроил контору в этом отделении, где хранятся все его деньги и важные бумаги, и до июня работал там без устали по целым дням.
— Как? Только до июня прошлого года, а теперь не работает? — удивился Лионель.
— Да ведь я говорила уже, что он теперь у нас весьма редкий гость; ему как будто вдруг опротивел его дом. Мне кажется, что его что-то тревожит; я даже часто думаю, что он ищет удовольствий только для того, чтобы рассеять эту тревогу.
— Но ведь прежде он любил работать в этой комнате в северном флигеле?
— Да, а вот то мне и не верится, что Калеб встретил там привидение.
— Почему же так?
— Да потому, что мистер Гудвин находился в тот вечер в своей конторе, и никакое привидение не решилось бы показаться при ярком освещении и еще когда у хозяина сидел гость из столицы.
— Этот гость, значит, приезжал поздно вечером?
— Да, почти ночью; мы сидели с племянницей под деревом в саду и видели, как он вошел в столовую, где были мистер Гудвин и Даниельсон. Мы заметили, что он требовал что-то очень настойчиво и был очень взволнован. Когда же приказчик отправился в Гертфорт, мистер Гудвин и гость пошли в библиотеку, а там по коридору в северный флигель.
Волнение Лионеля было ужасно.
— А что было дальше? — спросил он мистрисс Бексон.
— А после мы ходили целый битый час по саду и страшно испугались, когда увидели неожиданно перед собой Якова Даниельсона. Нас особенно поразило волнение этого человека, всегда спокойного. Он спросил, не видели ли мы, куда девался гость. Мы ответили, что не видели. И он ушел очень поспешно. Нас даже бросило в озноб — и меня, и племянницу, хотя на дворе было очень жарко: так страшен показался нам вопрос Даниельсона: не видели ли мы, куда девался гость?
— И вы в самом деле не видели его после того? — спросил Лионель.
— Нет, он ушел, вероятно, также тихо, как и пришел.
— И ваш брат Калеб заболел в ту же ночь воспалением мозга?
— Да, в эту же ночь.
— Признаюсь, — сказал Лионель, — этот страшный северный флигель возбуждает мое любопытство, и хотя я не очень верю в привидения, я бы охотно расследовал тайны этого флигеля. Возможно ли мне пробраться туда?
— Нет, — отвечала домоправительница. — Гудвин не выпускает ключей от него из своих рук.
— Но ведь слуги ходят же туда иногда для уборки комнат?
— Никогда, — возразила она. — Мистер Гудвин желает лучше, чтобы пыль лежала там грудами, нежели кто-нибудь привел в беспорядок лежащие там бумаги. Это строение очень древнее, — добавила домоправительница, — под ним много подземных ходов, а под северным флигелем есть огромный погреб, в котором уместился бы целый полк.
— Я давно заметил этот грот, — воскликнул Лионель.
— Он теперь завалился, но если пройти за ним, то можно легко добраться до лестницы, ведущей в еще более глубокий вход, который, как я слышала, соединяется с погребом; но едва ли кто решится войти в этот ход, не узнавши вперед, в каком он состоянии. Едва ли даже знает об его существовании сам мистер Гудвин. Если же вы решитесь спуститься в него, вы должны предвидеть все опасности такого решения.
Лионель весело засмеялся.
— Не думайте, пожалуйста, что я по доброй воле решусь подвергнуться подобной опасности. Я желал бы, конечно, увидеть хоть раз в жизни какое-нибудь привидение, но я не хочу даже ради всех существующих привидений рисковать своей жизнью. Нет, я не трус, но не желаю умереть под развалинами вашего подземелья.
28
Когда Виолетта проснулась, солнце ярко светило в старинные окна. Сон не успел утешить лихорадочного волнения, вызванного в ней событиями вчерашнего дня. В первую минуту она не поняла, где она находится, но память скоро напомнила ей обо всем происшедшем, и она живо подбежала к окну, чтобы увидеть окрестности. Вид был непривлекательный: болотистую равнину пересекала аллея из тополей — та самая аллея, по которой она въехала в замок. Долго смотрела Виолетта на всю эту унылую и бесцветную картину, потом она набожно сложила руки и проговорила с теплым упованием: «Нет, Господь защитит меня ради моей матери». После краткой молитвы Виолетта оделась и приготовилась ко всему с таким же спокойствием, как будто сидела в гостиной своей матери. В то время, когда Виолетта напрасно искала разгадки всего этого странного дела, в ее комнату вошла старушка-домоправительница и поставила перед ней простой, но вкусный завтрак. Виолетта обратилась к ней с просьбой разрешить ее недоумения, но старуха отвечала ей только дружеской улыбкой и собралась было выйти, но у порога она остановилась: