Кровавое пророчество
Шрифт:
— Этой весной Иные высадили этот можжевельник, чтобы ограничить линию видимости, и наш майор и совет Лейксайда изменили парковую зону напротив Двора до природного заповедника, сделав её запрещённой для людей, за исключением прогулок с проводниками и запретили тут охотиться. Любой, кого поймают в парке ночью, будет арестован и оштрафован. Любого, кого поймают с оружием в любое время суток, отправят за решётку, если только не открыт сезон охоты на оленей, и каждый человек в этой стороне имеет разрешение на охоту с луком.
— Капитан Бёрк прилагал огромные усилия найти мужчин, убивших
— Почему дело всё ещё открыто?
Улыбка Ковальски была мрачной.
— Никогда не задумывались о налоге на воду, лейтенант?
— Да, задумывался.
Его потрясло, когда его домовладелица объяснила свои строгие правила насчёт использования воды. Другие квартиранты в его строение рассказали ему об использовании воды из дождевых бочек для мытья машин и полива небольшого огорода. Ему показалось странным, что никто не захотел рассказывать ему, почему здесь был налог на воду, когда они жили прямо на берегу озера, которое и было источником воды.
— Всю свежую воду контролируют Иные. Плата за воду и аренда для сельскохозяйственных земель, которые поставляют большую часть еды в Лейксайд, обсуждается с Двором. В год смерти Дафны Вулфгард, налог на воду был внесён в основную ставку. Тогда никто и словом не обмолвился, и с той поры ничего не было сказано, но капитан держит дело открытым, поскольку также не сказано, что если мужчины, ответственные за убийство, будут пойманы и понесут наказание, налог будет снят.
Монти втянул воздух.
— Вот почему ты принял это назначение? Из-за доплаты за риск?
Ковальски кивнул.
— Через шесть месяцев у меня свадьба. Дополнительный чек за каждый месяц поможет нам оплатить счета. Всякий раз сталкиваясь с Иными, мы рискуем, поскольку не знаем, посчитают ли они тебя мясом, когда посмотрят на тебя. Они опасные, и это правда, но человек может вести с ними дела, если будет осторожен.
— Забор — граница? — спросил он.
— Нет, их земли тянуться вверх до дороги. Забор быстрее служит предупреждением, нежели баррикадой. Зона между дорогой и забором считается коридором для доступа коммунальных служб и городских рабочих.
— За которыми наблюдают, — сказал Монти, посмотрев на Ястреба, который в ответ уставился на него.
— Всегда. И они высматривают куда больше, чем в Дворе и парке, — Ковальски глянул в зеркало. — А вот и буксир с патрульной машиной. Если эта группа останется с буксиром, мы сможем уехать.
Когда Ковальски открыл дверь и вышел поговорить с прибывшими офицерами, Монти задумался о том, что будет после того, как они проверят могильник.
— В случае СМН-формы, кто уведомляет семьи?
Пожалуйста, пусть это буду не я.
Ковальски запнулся с закрытием двери.
— Есть специальная группа следователей и психотерапевт, который берёт это на себя.
Он закрыл дверь.
Монти с облегчением выдохнул.
«Мы квартиросъемщики, не владельцы жильца, — однажды сказал церковнослужитель во время еженедельной службы. — Мы лишь берём взаймы воздух, которым дышим, и еду, которую едим, и воду, которую пьём».
Так просто было забыть обо всем в Толанде. Он подозревал, что налог на воду помогал всем в Лейксайд помнить истину.
Ковальски вернулся и повёл машину в сторону светофора, а потом развернулся по разделительной линии, притормозив почти напротив места, где они были припаркованы буквально минуту назад.
Даже со всем снегом, выпавшим вчера, груду камней и выброшенные личные вещи было несложно отыскать.
Три бумажника с удостоверениями личности и кредитными картами. Три связки ключей.
— В бумажниках есть немного наличности, — сказал Ковальски. Вероятно, здесь не весь нал, что был в бумажниках изначально, но Иные никогда не забирают всю наличность.
«Не дети», — подумал Монти, посмотрев на удостоверения личностей.
Однозначно молодые, но вполне зрелые, чтобы лучше знать — что это явно не поможет их семьям справиться с утратой.
— Я бы предположил, что молодые люди чаще носят больше денег в карманах.
— Вероятно, так и есть. Бумажники и ключи — чаще только это оставляют здесь. Драгоценности, оружие, цацки, и тому подобное, оказывается в итоге в одном из здешних магазинов Иных, в другом Дворе Северо-восточного региона, или где-то ещё на континенте. Даже оружие продаётся, хотя и не возвращается нам. Иные не будут убивать ради кражи, но как только мясо мертво, они используют все трофеи, что могут.
Тошнотворное чувство вспенилось в Монти.
— Так ты думаешь о своём собственном виде? Как о мясе?
— Нет, лейтенант, я так не думаю. Но так считает терра индигене, и я видел результаты, когда люди — офицеры полиции и другие — забывали об этом.
Лучше уж не начинать задаваться вопросом, а не стоило ли воспользоваться ещё одной пулей, увидев, как тот молодой Волк обернулся и вновь стал девочкой, которую ты спас. Лучше уж не начинать гадать. Не здесь. И не сейчас.
— Давай отвезём эти вещи в участок, — сказал Монти. — Семьи могут начать волноваться, почему их парни не вернулись домой прошлой ночью.
— А потом? — спросил Ковальски.
— А потом, думаю, мне стоит представиться Саймону Вулфгарду.
* * *
Коробки и пакеты накопились в двух ручных тележках, после суматошного прибытия развозных грузовиком, их водители нервозно озирались на Ворон, сидевших насестом на уличной стене, и явно расслабились, заметив маленькую смертную девушку за прилавком. Все они по-быстрому сообщили названия своих компаний, как и свои имена, продиктовав их по слогам, пока она записывала их в свой блокнот. Удостоверение личности. Проверка. Некоторым водителям пришлось сделать два захода, чтобы принести все доставки, а Мег задавалась вопросом, неужели они избегали этого пункта остановки как можно больше дней.