Кровавые берега
Шрифт:
…И я, похоже, был единственным, кто не проморгал, когда в руке у Дарио появился кинжал.
Чего я хотел добиться, когда заорал во весь голос? Образумить рехнувшегося Тамбурини? Предостеречь дона Риего-и-Ордаса? Или просто выпустить наружу охвативший меня страх? Что толку гадать, если в итоге я не добился ни одной из этих целей. Дарио ударил кинжалом команданте прежде, чем тот вонзил шпагу в королеву Юга, после чего меня захлестнул настоящий ужас. Такой, от которого я буквально подавился собственным криком.
Выхваченный фаворитом из-за пазухи клинок угодил палачу в левую подключичную впадину, как раз в неприкрытое кирасой место. Ударив, Дарио тут же вырвал кинжал из раны. Да не просто вырвал, а, потянув рукоять вбок, расширил порез так, что рассек
До того, как колени дона Балтазара подкосились и он рухнул на камни, его бешено колотящееся сердце вытолкнуло из раны не меньше дюжины ярко-алых струй крови. В последний момент защитный инстинкт воина заставил команданте развернуться лицом к смертельной угрозе и контратаковать ее. Однако легендарная шпага, что всегда разила врагов без промаха и наповал, на сей раз угодила в пустоту. Дарио уже не оказалось на том месте. Нанеся свой коварный удар, он тут же отскочил как можно дальше, и смертельно раненный противник не смог до него дотянуться.
Команданте легко исправил бы свою оплошность, но на второй укол у него уже не хватило сил. С каждым толчком сердца он терял много крови, и потому вместо очередного выпада споткнулся и грохнулся на колени. А когда, зажав покалеченной рукой фонтанирующую кровью рану, попытался встать, вместо этого лишь повалился ниц. И все равно продолжал тянуться слабеющей рукой со шпагой в сторону недосягаемого противника.
Подняться дону Риего-и-Ордасу было уже не суждено. Пребывая в оторопи, все мы расширенными от ужаса глазами пронаблюдали, как взор командира Кавалькады затуманился, тело, содрогнувшись в последних конвульсиях, обмякло, и он испустил дух. Но прежде, чем команданте уткнулся лицом в орошенную собственной кровью землю, в наступившей вокруг звенящей тишине отчетливо прозвучали его последние слова:
– Возможно, ты все-таки прав, щенок!.. Дай бог, чтобы ты… был прав, а я… ошибался… Viva la… Cabalgata!..
Глава 21
…Все, что произошло потом, было одновременно и предсказуемо, и неожиданно. Такой вот парадокс! Только счесть его забавным, увы, нельзя, поскольку на берегу вновь пролилась кровь. И новые трупы упали рядом с теми, что еще не остыли после отгремевшего здесь сражения.
Гибель настигла дона Риего-и-Ордаса в тот момент, когда этого совершенно никто не ожидал – на пике триумфа и в шаге от готового свершиться возмездия Владычице. Немудрено, что даже закаленные в боях кабальеро и северяне оторопели и лишились дара речи. Совсем ненадолго. Но за эти секунды команданте успел отойти в мир иной, так и сжимая в руке шпагу, которую он, к своему огорчению, запачкал напоследок не вражеской, а собственной кровью.
Это кратковременное затишье стало предвестником лютой бури, что грянула затем. И на кого она обрушилась в первую очередь, нетрудно догадаться…
Ярость пятерых кабальеро мгновенно переходит тот предел, когда уже непонятно, что обуревает ими: обычный гнев или безумие. Их шпаги еще не вложены в ножны и могут довести до конца незавершенную команданте казнь. Но в это мгновение гвардейцы забывают о Владычице. Сначала им не терпится предать смерти ее фаворита. Прямо сейчас! Немедля! Разразившись проклятьями, все пятеро дружно бросаются к нему, и каждый намерен первым вонзить клинок ему в глотку.
Тем не менее Тамбурини помнит о том, что он – табуит, – и не думает сдаваться без боя. Перебросив кинжал в левую руку, он выхватывает у мертвого команданте шпагу и готов сразиться с кабальеро. Вот только вряд ли парню по силам одолеть даже одного из них, не говоря о пятерых. На что он вообще рассчитывал, когда вонзал нож в спину дона Риего-и-Ордаса? Трудно поверить, что такой умный юноша не смог предвидеть, чем это для него обернется. И что со смертью команданте он лишится последнего шанса достичь своей цели.
Или все-таки это было не сумасбродство, а трезвый и расчетливый ход? Такой же расчетливый и точный, как тот удар, которым Дарио сразил дона Балтазара?
Дальнейшее развитие событий позволяет усомниться в том, что наш спаситель мира действовал под влиянием эмоций. Да, он рисковал, и немало. Но это был оправданный риск, поскольку Тамбурини знает: среди врагов королевы Юга у него найдутся заступники, и притом достаточно сильные.
Конечно, Дарио рассчитывает вовсе не на меня, Долорес и Гуго. Какой с нас может быть прок в рукопашной стычке с кабальеро? Однако помимо нас здесь присутствуют те, кто все еще чтит память покойного гранд-селадора Тамбурини. И кто считает своим долгом не дать в обиду его сына, какое бы безумство тот ни натворил.
Мы не знаем, как отнесся табуит Шлейхер к тому, что Дарио встал на защиту королевы. Но в критическую минуту селадор без раздумий бросается наперерез его врагам, пусть даже они и бывший механик «Геолога Ларина» воевали до этого на одной стороне. Их союз аннулирован в мгновение ока. Меч Шлейхера бьет вдогонку пробегающему мимо кабальеро, разрубает ему позвоночник и следующим ударом дотягивается до головы второго. Однако гвардейская шляпа с укрепленной иностальными вкладками тульей не дает мечу раскроить череп жертвы. Впрочем, сила удара достаточна, чтобы ошеломить противника. Он едва не падает и, остановившись, начинает отмахиваться шпагой от табуита, дабы сдержать его натиск, пока в глазах у дезориентированного гвардейца не прояснится.
Внезапная атака с фланга вынуждает одного из кабальеро – того, на кого должен обрушиться третий удар Шлейхера, – переключиться на новую угрозу. Гвардеец переходит в решительную контратаку, и теперь селадор сам вынужден защищаться. Сражается он неплохо, но обороняться тяжелым мечом против кавалерийской шпаги довольно трудно. И Шлейхер увязает в поединке, в то время как два последних мстителя, не отвлекаясь на табуита, подскакивают к Тамбурини с занесенными для удара клинками…
– Стоять, ни с места!!! – разносится над побережьем рев домара Тунгахопа. Его приказ обращен не к гвардейцам, которые все равно ему не подчинились бы, а к своему скваду. Тунгахоп никогда не против хорошей драки, но в эту он предпочитает не ввязываться. Да, он до глубины души возмущен бесславной гибелью величайшего воина Юга. Да, симпатии домара лежат сейчас целиком на стороне кабальеро. Но их пятеро, и они сами в силах свести счеты с мальчишкой. Тунгахопу не нравится, что Шлейхер вступился за подлого убийцу. Но северянин способен понять и его, ведь табуит исполняет воинский долг, защищая сына своего покойного вождя. Тунгахоп ненавидит Владычицу Льдов, но убить ее, пока гвардейцы воюют с другим противником – значит, грубо нарушить договор с команданте о том, кому выпадет честь казнить злодейку. Домар поступил честно, признав, что у опальной Кавалькады на это больше прав, чем у беглых гладиаторов. И вот теперь домар угодил в положение, единственным достойным выходом из которого являлось бездействие. Тунгахопу это не нравится. Но так или иначе, а в его почтенные годы намного проще удержать себя и соратников от необдуманных поступков, нежели будь он лет на двадцать моложе.
А вот у Владычицы Льдов все же сдают нервы. Что, впрочем, ей простительно – для своих лет она и так проявила сегодня похвальную стойкость. Отступив со слугами к самой воде, королева Юга, кажется, хочет рвануть вдоль берега к разбежавшимся матросам и в последний раз попытаться воодушевить их на бой. В принципе это может сработать. Надо лишь убедить деморализованных матросов, что половина из нападавших, включая команданте, уже погибла. Единственная причина, по которой Владычица мешкает – северяне, стоящие слишком близко к воде. Проскочить мимо, а потом унести от них ноги для не привыкшей удирать от врагов королевы – вряд ли выполнимая задача. А бежать в другую сторону не имеет смысла. Там, на пустынном берегу, нельзя найти вообще никакой подмоги.