Кровавые следы
Шрифт:
Солнце заходило, наступала тьма, грузовики уехали, а мы остались одни на вражеской территории. Кавалерия спешит на помощь! Едва мы забеспокоились, как вновь появились три танка. Они прогрохотали мимо, когда грузовики начинали грузиться. Когда танкисты увидели, что нас бросили, они выполнили разворот на 180 градусов и вернулись за нами. С полдюжины наших повисло на каждом танке, и мы двинулись домой. Мне досталось место на левом переднем крыле «Завсегдатая». Раньше я никогда не ездил на танке, и думал, что это реально круто. Я сфотографировал водителя танка, люк которого находился прямо под мной. Затем я передал фотоаппарат сидящему в башне командиру танка, чтобы он сверху снял меня и Джилберта. Никогда в жизни я не видел, чтобы такая огромная
К несчастью, мы не только успели в Лай Кхе до окончания вечера, но и добрались до расположения роты, где были вознаграждены за спасение танков отправкой в ночную засаду. Было уже по-настоящему темно, когда мы пересекали реку. Мы немного задержались перед рекой, надеясь, что в последнюю минуту командование отменит наше задание из-за темноты. Этого не произошло. Уходя, я отметил, что было уже так чертовски темно, что я не смог разглядеть ядра в кустах. Это показалось мне плохим знамением. Я обычно проверял их перед переходом через реку. Они стали как бы домашними животными, привычной вещью, которая всегда лежала на своём месте, как символ безопасных пределов базового лагеря, и которая непременно должна была быть там, чтобы приветствовать и защищать меня.
Слава Богу, патруль возглавлял Шарп. Он не намеревался заходить слишком далеко по индейской территории ночью. Мы не знали, насколько далеко он скажет нам отойти. Однако, перейдя вброд реку, он остановился и устроил засаду прежде, чем с нашей одежды успела стечь вода. Это была самая близкая засада, зафиксированная в истории. Может, мы и прошли назначенное расстояние, но я в этом сомневаюсь.
Была и скверная сторона. Мы не отошли от батальонов москитов, которые обычно набрасывались на нас около реки и отставали по мере нашего удаления. Первая волна накинулась на нас с яростью, которая продолжалась всю ночь. Я обычно не пользовался репеллентом, потому что он был слишком жирным и липким. Эта ночь стала исключением. Я покрыл репеллентом всё — своё лицо, волосы, уши. Испарения обжигали мне ноздри. Я делал с этой маслянистой жидкостью все, что можно представить, разве что не пил. Эта штука вообще не работала, а иногда, казалось, давала обратный эффект. Всё равно, что пытаться отгонять мух шоколадным сиропом.
Ближе к полуночи нас начал донимать лёгкий, перемежающийся дождь. Потом он усилился и промочил нас. И хотя днём ни сильные дожди, ни мокрота меня не напрягали, ночью всё оказалось куда проблематичнее. Уснуть было трудно, всё равно, что пытаться спать под душем. Дождь был прохладным, чтобы не сказать холодным, и он на какое-то время утвердил меня в мысли, что весь этот Вьетнам — полная хуйня, и, пожалуй, не стоит за него сражаться. Однако, у дождя был один небольшой плюс. Когда он шёл, то отгонял большинство москитов от человеческой столовой и заставлял их прятаться на нижней стороне листьев.
Стоило дождю отступить, как москиты возвращались. Чтобы ещё больше нас унизить, каждый москит, вне зависимости от того, куда он собирался ужалить, вначале воздавал должное ушам. Совершенно невозможно было уснуть под их натиском. Около 0100 часов я накрыл себе лицо и шею пустыми мешками и засунул руки в такие же мешки, как будто надел огромные варежки. Я, должно быть, выглядел, как частично замотанный мертвец, случайно оставленный после боя. Тем не менее, мне удалось недолго поспать, потому что я постепенно отключился либо от усталости, либо от потери крови. С учётом всего перечисленного, эта ночь запомнилась мне, как первоклассно отстойная.
В столовой на следующее утро нам подавали обычные для завтрака блюда — яйца (всегда в виде омлета вперемешку), бекон или сосиски, тосты или булочки с букашками, овсянку, фруктовый сок, кофе и кошмарное восстановленное молоко. В тот день они добавили в меню резаную свёклу в свекольном соке. Нам и так давали свёклу в половине всех обедов и ужинов в Лай Кхе. Теперь она вторглась и в меню завтрака. Меня от неё так тошнило, что один её вид уничтожил мой аппетит, так что я оставил свой завтрак несъеденным. Может быть, мы поддерживали местных фермеров. Может быть, свёклу поставлял округ какого-то могущественного конгрессмена в Штатах. Неважно. Потеря веса или не потеря веса, я просто не мог её больше есть, даже смотреть на неё.
Вернувшись в барак, я сидел на своей тумбочке, чтобы отдохнуть, прежде чем сменить мокрую и грязную форму. В нескольких койках от меня мягко наигрывал чей-то транзистор. Как раз начиналось «Шоу Крис Ноэль». Крис была роскошной, длинноногой блондинкой, которая вела передачу на радио вооружённых сил. Она должна была быть наполовину ангелом. Когда она не была занята на радио, то отправлялась на вертолёте на оторванные от мира базы огневой поддержки или отдалённые форпосты, чтобы подбодрить солдат. Она носила волнующие наряды вроде короткой мини-юбки и кожаных сапожек до колена.
Каждый был в неё влюблён. Она начинала передачи словами «Это „Шоу Крис Ноэль“, и у вас свидание с Крис». Каждый день тысячи военнослужащих слушали её вступительные слова и прикидывали возможность того, что она говорит специально для них. Я тоже так делал, желая, чтобы её слова оказались правдой.
Винтовка Джеймисона внезапно грохнула и проделала большую дыру в его ступне.
— Чёрт подери, кто засунул патрон мне в винтовку? — громко завопил Джеймисон, как будто у кого-то были причины забавляться с его оружием. Всем было ясно, что он забыл выбросить патрон из патронника и теперь пытается на кого-нибудь свалить вину. Через несколько секунд он лежал на полу, стонал и держался за ногу. Когда он снял ботинок, то на нижней стороне ступни виднелось что-то белое и блестящее. Это была либо торчащая кость, либо свисающее сухожилие. От этого зрелища я чуть не блеванул. У меня тоже заболела нога. Я чуть не начал хромать. Вскоре подъехал джип, и Джеймисона увезли в медпункт, где ему объявили, что его нога слишком сильно повреждена и его отправят в Штаты.
Мне никогда не нравился этот парень. Он казался мне напыщенным ослом, неспособным самостоятельно думать. Тем не менее, он заслуживал лучшей участи. В армии не признают самострелов, случайных или каких-то ещё. Тут их никогда не любили и никогда не будут. Каждый такой случай толкуется, как умышленное членовредительство. Соответственно, они присылали психологов и психиатров всех видов поговорить с Джеймисоном до его отъезда и убедить его подписать официальное признание, что он умышленно выстрелил себе в ногу. Раз в жизни он отказался держать рот на замке и делать, как велено. Он отказался подписывать. Я был рад за него, что он принял верное решение.
Эти случайные выстрелы не были такими уж непредсказуемыми. Несколькими неделями ранее грузовик, перевозивший в Лай Кхе роту «Альфа» налетел на кочку на дороге. Винтовка у одного бедняги сработала, выстрелив ему в живот, да не один, а два раза. После этого ввели правило, что если вы въезжаете в Лай Кхе на грузовике, вам полагается разрядить винтовку, как только вы миновали ворота.
Была введена и ещё одна мера предосторожности, направленная на предупреждение подобных членовредительских происшествий. Когда мы отправлялись в поле на вертолётах, нас иногда выстраивали прямо на лётном поле. Когда все выстраивались, мы разряжали свои винтовки, а затем, направив их в небо, передёргивали затворы и нажимали на спуск, чтобы убедиться, что в патроннике пусто. Для двойной надёжности мы повторяли процедуру.