Кровавый апельсин

Тайс Гарриет

Не успевает Патрик ответить, как у платформы останавливается поезд. Мы заходим в вагон и усаживаемся напротив друг друга. Я готова к его призыву, кончик языка в нетерпении прижат к губам: отлично помню, как давилась, когда его эрегированный член вбивался мне в рот. «Открой рот пошире и расслабься» – такой совет я вынесла из многолетнего чтения журналов и просмотра порнухи. Такие советы легко давать за пивасиком, а попробуй-ка широко раскрыть рот и дышать носом через лобковые волосы, параллельно удерживая равновесие на обоссанном полу. Задачка не из легких. Так почему мне не терпится «выйти на бис»? Почему я сижу на краю сиденья и жду, когда Патрик меня коснется? Боже, купе-то

пустое, можем приступить здесь и сейчас. Кто нас увидит? Перед мысленным взором издевательски кружатся слова сообщения: «Я знаю, что ты творишь, шалава гребаная», но я их «выключаю». Никто ничего не видел, никто ничего не знает – в этом я уверена.

Кладу ладонь ему на колено, поднимаю ее к бедру…

Патрик с силой ее отталкивает – такое ощущение, что меня шлепнули. Резко, словно обжегшись, я выпрямляю спину.

«Я знаю, что ты творишь, шалава гребаная».

– Ты что творишь?!

– Я подумала…

– Ты подумала неправильно. Лучше думай о деле, это главное.

– Так мы не обсудим встречу по возвращении в город? – спрашиваю я. Говорить о деле Мадлен в поезде совершенно не хочется.

– Я не успею, так как спешу на ужин. В начале следующей недели время выберем.

– С кем ты ужинаешь? – Голос мой звучит буднично, только Патрика не обмануть.

– Это совершенно не твое дело, – заявляет он.

Я прислоняюсь к окну и смотрю на плывущие мимо дома. Поезд чуть замедляет ход, и в одном саду я замечаю целующуюся парочку. Интересно, они меня видят? Они гадают, кто я? Гадают, почему женщина, ссутулившаяся у окна поезда, вытирает слезы? Когда мы подъезжаем к Марилебону, я дожидаюсь, когда Патрик сойдет с поезда, и лишь потом отворачиваюсь от окна и начинаю собирать вещи.

Линия Бейкерлу очень быстрая. Не успеваю оглянуться, и я на набережной, качу сумку по Эссекс-стрит мимо винного бара Кэрна, мимо Королевского судного двора и останавливаюсь в канцелярии. Марк вручает мне записки по делу на следующий день – пухлую стопку документов, наспех перевязанную розовой тесьмой. Листы бумаги и фотографии из нее едва не вываливаются.

– Почему она такая неряшливая? – разочарованно спрашиваю я.

– Ее из коллегии вернули. Кингз-бенч-вэй, двадцать семь. У них документы всегда неряшливые.

– Здорово! Я очень рада. – Я заглядываю на последнюю станицу. Суд короны в Вуд-Грин. Что же, это, крайней мере, рядом. То есть относительно рядом.

– Процесс чисто символический, мисс, – сообщает Марк. – Займет дней пять-шесть.

– Ясно. – Я просматриваю обвинительное заключение. Семь попыток нанести тяжкие телесные повреждения, один случай опасного вождения. – Ясно, – киваю я. – Всю ночь буду готовиться. Спасибо! – Я пячусь из канцелярии, прижимая документы к груди.

Сумку и пальто я бросаю у стола и кладу перед собой документы. Прежде чем ознакомиться с ними или с фотографиями, которые дала Фрэнсин, я звоню Карлу. Он должен быть на плавании с Матильдой.

– Алло! Вас не слышно! – Голос Карла звучит совсем слабо.

– Привет, это я. Как Матильда? – кричу я.

– Отлично, у нее все отлично. – Внезапно связь улучшается, делая последние слова слишком громкими.

– Уж наверное! Слушай, мне тут неожиданно процесс подсуетили. Готовиться придется долго. Я скоро буду дома, а вот вечером придется работать.

Долгая пауза.

– Понятно, – наконец говорит Карл. – В награду за плавательные успехи я обещал отвести Матильду в пиццерию.

Я смотрю на часы: сейчас пять. У меня есть несколько часов. Сколько времени

нужно, чтобы съесть пиццу?

– Приехать к вам в пиццерию? Поработаю потом.

Снова долгая пауза.

– Думать-то ты будешь о процессе. Я тебя знаю! Так что работай спокойно в коллегии и за нас не беспокойся. – Карл говорит спокойно и довольно сухо.

– Мне же надо поесть. В самом деле, я могу приехать к вам в пиццерию, уложить Матильду спать, а поработать потом. – Умолять не собираюсь, но в своем голосе слышу трепет. Увидеть дочку хочу отчаянно.

– Слушай, все в полном порядке. Приезжай, как закончишь. Не забывай, что сегодня у нас собирается моя мужская группа, так что особо не спеши.

Карл отсоединяется, прервав меня на полуслове. Я смотрю на телефон, не зная, на что решиться. Вдруг в пиццерию они пойдут с кем-то из Матильдиных подруг по бассейну. Я не водила ее ни разу и с родителями не знакома. Вдруг в эту самую минуту Карл улыбается очередной мамаше с сырыми белокурыми волосами: она намочила их, наматывая круги по бассейну, пока ее дочь вместе с Матильдой осваивала поворот сальто. Мамаша наверняка стройная и подтянутая благодаря брассу, который мне в жизни не освоить. Вдруг в эту самую минуту Карл смеется и просит мамашу не волноваться: его жена в бассейн не придет, у нее дел по горло, так что давай заберем девочек и пропустим где-нибудь по стаканчику. Нужно же отметить…

Я качаю головой, потрясенная яркостью сцены, которую сама придумала. Карл ни на кого смотреть не станет: он с Матильдой и не захочет ее расстраивать. Да и флиртовать он не будет – он будет наводить порядок в гостиной и переносить стулья из кухни, чтобы каждому члену его мужской группы хватило места. Еще поставит пару коробок с носовыми платками: вдруг кто расчувствуется? По крайней мере, я так думаю – Карл никогда не рассказывает мне о сеансах, мол, все строго конфиденциально. Группа должна полностью ему доверять. Я всегда киваю: горы своей лжи не позволяют развивать эту тему.

Я открываю записки по завтрашнему делу и погружаюсь в чтение. Все не так плохо, как мне сперва казалось. Опасная езда и покушение на убийство: обвиняемого довели подростки, оравшие на него на стоянке у супермаркета. Он сел в свою машину и поехал прямо на них. Он никого не сбил: помешал заглохший двигатель. Свидетелей набралось человек двадцать, поэтому процесс растянулся на неделю. По-моему, все очевидно.

Я представляю обвинение, но, читая протокол полицейского допроса, не могу не сочувствовать обвиняемому. У него задержка умственного и физического развития, а машина с особыми приспособлениями. Из прочитанного ясно, что мерзкие юнцы достают его регулярно, немудрено, что в итоге он слетел с катушек. Вот только говорить об этом вслух в мои обязанности не входит. Я пишу тезисы вступительной речи и надеюсь, что адвокат у инвалида приличный. Увидев, кто солиситоры защиты, я вздыхаю: эта фирма из Хэрроу мне хорошо известна. Нормальные записки по делу они не представили мне ни разу – в лучшем случае имя на стикере. Тщательной подготовкой к процессам они брезгуют, инструктирующих консультантов выбирают самых дешевых. Прочитав еще несколько документов, я мысленно подвожу черту под завтрашним слушанием: проблем возникнуть не должно. Защита сделает заявление против иска, я постараюсь сгустить краски и притянуть более серьезную статью – думаю, за день мы управимся. Закончив подготовку, я собираю документы в стопку и аккуратно перевязываю розовой лентой. Уже восьмой час… Я пишу эсэмэску Карлу, спрашиваю, как пицца, потом сижу, глядя на экран, потом набираю сообщение Патрику: «Как дела?»