Кровавый омут Карабаха
Шрифт:
Через два года, после оккупации Баку когда развал Союза завершился в Беловежской Пуще, Збигнев Бжезинский не мог одержать слезливого восторга:
«Я очень уважаю Горбачева. И глубоко сочувствую его личной трагедии. Его заслуга в том, что он сумел разрушить старый мир, не пролив ни единой капли крови, мирными средствами, без штурмов зимних дворцов и гражданских войн. Но он заплатил за это дорогой ценой — своим финалом. (Подчеркнуто мною — Ю. П. Лицемерие тех, кто задумывал карабахский омут и наполнял его человеческой кровью, границ не имеет). Он недооценил силу нерусского национализма в республиках, считая, что все смогут «жить дружно»,
Пиррова это победа, господин Бжезинский!
Глава «кровавой перестройки» Горбачев, его подручные палачи, подобные лезвию топора, рукоятью которого явился «свой» Везиров, ответят перед историей, перед народом, перед судом! Такую уверенность высказал в январские дни 1990 года народный писатель Азербайджана, депутат Верховного Совета, участник Великой Отечественной войны Исмаил Шихпы. Вступив в КПСС на войне, имея почти полувековой стаж, он демонстративно на пленуме ЦК, раньше всяких демократов Ельцина, Попова и Собчака, заявил: «Компартия потеряла свой облик. Она воюет со своим народом, как Дон-Кихот с ветряными мельницами. Она превращается в СС. Я не хочу быть членом такой партии».
Чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, очевидец бакинских событий, открыто заявил Горбачеву при встрече, что введение войск в Баку было полнейшей ошибкой. А на пресс-конференции в Москве в последних числах января 1990 года Каспаров сказал представителям средств массовой информации Запада: «Азербайджан был единственной точкой, где с применением военной силы можно было завоевать аплодисменты западных защитников демократии».
Разве не прав проницательный шахматист и коренной бакинец Гарри Каспаров?
Но куда деваться от этой правды самому Азербайджану и его жителям, прежняя жизнь которых оказалась сломаной раньше всех? Ночь с 19 на 20 января что-то необратимо изменила в людях. В глазах горечь, печаль, унизительное ощущение своего бессилия при виде танков, многочисленных патрулей с оружием наизготовку, солдат, с наглой уверенностью тычащих автоматами в лица прохожих: «Вы, грязные азербайджанцы, мы вам еще не то покажем. Свободы захотели!.. Это были еще цветочки».
Распущенность, опьянение от безнаказанности, просто опьянение, бессердечие, жестокость, в особенности заметные по отношению к женщине: «Молчи, афганка, пока я не поставил тебя на колени! Земля будет гореть под твоими ногами!». Вот угроза, прозвучавшая от командира БТР с бортовым номером 725, находившегося в те дни в Баку.
Эта, казалось бы, патология превращалась в официально принятый канон отношений. Стоило политическому обозревателю Центрального телевидения Александру Тихомирову в передаче «7 дней» от 28 января 1990 года рассказать о кровавых событиях в Азербайджане и потребовать четкой политической оценки происшедшего в Баку, как его тут же «выключили из кадра», а сама передача «7 дней» прекратила свое существование.
Полагаю, что это не столько заслуга тогдашнего Политбюро, сколько старания Эдуарда Сагалаева и его прямых хозяев. Смею так предполагать еще и потому, что настырный Тихомиров более ни единого раза не прикоснулся к этой теме, а также наблюдая спустя два года за судьбой другого журналиста ЦТ, Николая
У Эдуарда Сагалаева, как когда-то у советской власти, сила велика.
Поэтому в заключении, этой главы я прибегну к свидетельству, пришедшему не по каналам официальной прессы, а обычной почтой из Баку. Письмо написано жителем Баку Али Гусейновым через четверо суток после той кошмарной ночи:
«Что было ночью с 19.01 на 20.01 в Баку, особенно в наших кварталах, передать не в силах никто. Ни в одном фильме о войне не видел такого кошмара. В 23.30 мы с Расимом поднялись домой, выпить чаю и вернуться. В это время началось наступление, артподготовка; звонил Агасаф, сказал, что из Сальянских казарм вышли танки и направились к нам. С появлением их появились и солдаты. Стреляли со всех сторон города. На перекрестке около нас (где завод С. Василевича) строились солдаты, около тысячи. Люди — молодежь, женщины и дети (они не ушли, несмотря на требования Народного фронта) — стояли вдоль улиц.
«Наша» Красная Армия открыла шквальный огонь из автоматов, из пулеметов на бронетранспортерах. Они наводили орудия на дома, освещая окна прожекторами, стреляли по квартирам. Как передать увиденное? Мы — я, Расим и Аладдин — смотрели сквозь окна; прямо в наше окно попала пуля.
Теперь о мужестве моего народа. Я видел, как парни берут горящие палки и бросаются к солдатам под автоматную очередь. Падают, встают, берут снова, выходят прямо к прожектору, кричат: «Неужели вы нелюди? Кого убиваете?». Идут «скорые» — стреляет наша армия по ним. Стреляют напрямую. Пулевой дождь продолжается до утра. Они продвигались к центру. Люди вышли на улицы — вокруг ручьи крови; трупы собирали еще ночью под пулями.
Что было вокруг Сальянских казарм! Что было на дорогах к аэропорту! Они поворачивали в сторону деревень и давили людей в квартирах: на дорогах не оставляли ни одной целой машины. Вторжение было внезапным: как фашисты напали.
Словом, настоящее истребление безоружного, спавшего населения. По официальным сообщениям, погибло около 90 человек, из них 14 — военные. А я говорю: погибло минимум 300–400 человек, может, и тысяча, от раненых в больницах нет мест. Многие трупы убрали и сожгли военные, часть их, по слухам, находится на военном танкере, который заблокирован нашими пароходами. На требование: «Дайте осмотреть!» — стреляют с корабля, но не пускают.
Как армия могла так жестоко поступать с людьми? Передовой отряд формировался в Ростове. Там влияние армян известно. Был пущен слух, что в Баку убивают русских, и сразу была объявлена мобилизация. Короче, там сформировалась карательная ударная группа из уголовников, из армян и т. д., которая прибыла в головной части, сделала свое дело и сразу же исчезла; ее заменили обычные части.
У нас дома ранена русская женщина, она живет на 11-м этаже. В противоположном доме двое убиты в своих квартирах.
А в Сальянских казармах до сегодняшнего дня идет стрельба. Курсанты — азербайджанцы, грузины, казахи, узбеки, лезгины каким-то образом захватили склад боеприпасов и поклялись драться до последнего дыхания.
В городе стреляют кого хотят, издеваются, как хотят. Из разговора (врач — свидетель): отец в больнице обнимал скончавшегося сына. Подошли солдаты и офицер. Отец начинает ругать Горбачева, офицер достает пистолет и хладнокровно стреляет ему в голову (не верите — могу организовать встречу с врачом). Двоюродный брат Вахида, возвращаясь с работы, проходил мимо транспортера: солдаты стреляют вокруг и хохочут.