Кровавый ручей
Шрифт:
– Успокойся, Пенелопа, если тебе так интересно знать, он мне даже не нравится! – грозно ответила я и поспешила в свою комнату.
Глупости конечно, но Пенелопа частенько раздражает меня своей нескончаемой болтовней. Почти всегда она болтает без умолку, от чего временами, я не понимаю, что именно она несет. Почти за два года совместной жизни я привыкла. Больше всего угнетало, что это только половина пройденного вместе пути.
Через час мы с Пен ехали в ее новенькой Шевроле Круз серебристого цвета. Эту машину на день рождения ей подарили родители, чему она оказалась очень рада.
Я сидела в телефоне и читала информацию о случившемся с Анной. Пен остановившись на светофоре на пересечении улицы Стейт-Роуд, заглянула в мой телефон.
– Что читаешь?
– Неважно, – убрав телефон ответила я.
– Да брось, просто спросила, – запричитала она. Ее видимо оскорбило то, что я не делюсь с ней своими мыслями и переживаниями.
– Ты что-нибудь слышала об Анне Болейн?
– О, Анна, – она погрустнела и замолчала, а затем надавила на педаль газа. – Жаль ее, убийцу так и не нашли.
– Она убита? – удивилась я.
– Ее убили, спустя пару дней после исчезновения. Мы пересекались с ней еще на первом курсе, она была отличной девчонкой, жила в доме сестринства. А почему ты спросила? – она повернулась и изучающе посмотрела в мое лицо.
– Кажется, я работаю на ее месте, – коротко ответила я. – У меня ее шкафчик и бирка с именем.
– Черт, как это жутко! – Пен подняла удивленные брови.
Ее мимика меня веселила. Я могла бы придумать тысячу исполнений ее вскинутых бровей. Вот они поползли наверх потому, что она до чего-то додумалась, а вот, например, они вскинуты, потому, что она недовольна как одета ее подружка Сара.
– Как она умерла? – отмахнувшись от мыслей о бровях, спросила я.
– Кажется, ее задушили и изнасиловали. Все, перестань спрашивать о ней, не хочу говорить о мертвых. Мне сегодня предстоит устроить взбучку той шлюхе. – Ее настроение менялось ежесекундно, это немного отпугивало, брови, кстати говоря, нахмурились и стали почти единой линией.
– Что ты с ней сделаешь? – мы уже заворачивали к парковке, когда Пен выругалась в окно на парня, перегородившего ей путь на Хонде.
– Найду и окуну ее мерзкое лицо в унитаз! – проговорила она, стиснув зубы от злости.
– Да, на ее месте, я бы держалась от тебя подальше, – мы наконец-то припарковались и вышли из машины.
– Ты со мной обратно? – спросила она, доставая зеркальце из сумки и поправляя макияж.
– Нет, у меня работа, – я указала рукой в сторону здания библиотеки. Отсюда его не видно, но все студенты знают в какой оно стороне.
– До скорого! – крикнула убегающая Пен на встречу Саре, которая махала ей у входа.
Я же поплелась в свой корпус, в котором вот-вот должна была начаться лекция мистера Мерфи. В аудитории было полно народу, когда я вошла, но Киана не было. Наверное, поэтому все сбились в кучки и обсуждали последние новости, университетской жизни. Навряд ли кого-то волновало, что мистер Мерфи опаздывает уже на четверть часа.
Я уселась на последнем ряду, наблюдая за происходящим. Сегодня мне предстояло отдать свою работу преподавателю на защиту, но он не спешил появится.
В дверь аудитории ворвался запыхавшийся Киан. Он держал в руках картонную коробку, которую поспешил сунуть под стол. Студенты хмуро разбрелись по своим местам и смолкли.
– Прошу прощения за опоздание, – извинился он. Ага, так я тебя и простила, лучше бы перед Пен извинился, за свое свинское поведение.
«В отличие от объективных идеалистов Гегеля, которые считали, что первичная по отношению к материи идея существует сама по себе как объективная реальность, независимо от сознания человека, сторонники субъективного идеализма были убеждены в том, что: во-первых, единственной реальностью является идея; во-вторых, что идея существует только в сознании человека, то есть сознание человека является существенной реальностью, вне которого ничего не существует…»
Он начал разглагольствовать, расстегнув пуговицы на своем пиджаке. Не смотря на возраст (ему было около сорока), одевался он стильно и элегантно. Всегда при галстуке и в костюме тройка. Иногда он прохаживался взад-вперед, сняв с себя пиджак. Тогда он выглядел безумно сексуально (по мнению девчонок на первых рядах).
Вообще внешне он был ничего. Темные, почти черные волосы, брови, раскинувшиеся прямо над глазами, придавали его взгляду загадочность. Доброе, приветливое лицо и обольстительная улыбка. Ему льстило внимание студенток, а потому он этим пользовался. Каждый раз, во время экзамена он внимательно изучал каждую юбку, которая отвечала у доски. Я бы сказала, что он – бабник, но это и дураку ясно. Он мог выбрать себе любую, каждая вторая девчонка сохла по нему, но нет. Нужно было пудрить мозги именно Пенелопе.
«…Ключевым моментом философии Фихте было выдвижение так называемой "Я-концепции" Повод к ее выдвижению – противоречия в философии Канта, учеником и сторонником которого был Фихте. Главное противоречие Фихте видел в кантовском разделении познающего субъекта (человека) и непознаваемого окружающего мира ("вещей в себе"). Данное разделение, по Фихте, как и идеал об ограниченных познавательных возможностях разума, антиномиях, окончательно лишает философию надежды выполнить ее главную задачу – объединить бытие и мышление…»
Его монотонные речи меня усыпили. Очнулась я от того, что студенты зашуршали, собирая свои вещи и топая в коридор. Я подошла к столу мистера Мерфи, возле которого толпилось несколько студенток и вежливо подождала, когда они уйдут. Заметив меня, он быстро закончил с ними и уселся в свое кресло.
– Мисс Райт, надеюсь вы принесли работу? – он самодовольно улыбнулся, провожая взглядом девушек.
– Да, вот она, – я достала скрепленные зажимом листы доклада и положила перед ним.
– Отлично! – провозгласил он, разглядывая меня. Сегодня я выглядела немного преображенной. Синие джинсы и белая рубашка. Бриджит просила одеться презентабельно.