Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие
Шрифт:
– М-а-а-ма!
Услышал этот отчаянный крик и старый Щаур. Вышел из шатра и увидел растерявшегося слугу, коленопреклоненную женщину и мальчугана, схватившегося за копье, с головой матери. Резко крикнул охране, чтобы те схватили малыша и подняли женщину.
– Ко мне, быстро!
Он не хотел, чтобы видели эту жуткую картину все остальные, но все же кое-кто уже обратил внимание и запомнил. И вскоре пошел по рядам ордынцев слух о том, как встретились мать и дитя. Сердца половцев были закалены в походах, они видели и смерть и кровь, но такую картину не могли забыть и понять действий уважаемого ими военачальника. Не сказать, что осуждали, но были недовольны и качали головами, не понимая такой показной жестокости.
Марушку втащили в шатер почти без чувств и передали в руки суетившихся женщин. Отчаянно рыдающего мальчугана не могли успокоить. Он рвался из рук и кричал, размазывая слезы по грязным щекам. От его криков очнулась Марушка и притянула его к себе. Уткнувшись в ей в живот, он обхватил женщину ручонками и кричал не переставая:
– Мама…мама…мама…
Марушка сама плакала навзрыд и в то же время понимала, что малыша надо успокоить, и потихоньку качала его на коленях и баюкала. Вскоре оба забылись тяжелым сном. Их никто не тревожил по приказу самого Щаура. А тот еще приказал снять с головы Славки венец и спрятать его в сундук с награбленным. Этим он должен был подтвердить хану о выполненной задаче, кроме рассказов его же соратников.
Через день, дождавшись подтянувшихся отрядов, ордынцы двинулись восвояси.
Осень уже дышала им в затылок. Ночи становились холоднее, пошли первые дожди. Дороги размякли, но к полудню подсыхали, и вновь поднималась пыль от тысячных ног. Колодцы не успевали напитаться водой, да и предыдущие отряды забирали много для своих нужд. По обеим сторонам дорог встречались трупы людей и животных, которые уже разлагались и, несмотря на ветерок, смрад тянулся следом за отступавшим войском.
Щаур, понурившись, сидел на своем монгольском конике, таком же старом, как и он сам, и думал под спокойный его шаг, о хане, о сестре, что связала свою жизнь с ним, о своих племянниках, которые уже сейчас грызлись меж собой за право наследования. Он, не имел семьи в прямом его значении, у него были только наложницы и прижитые с ним дети. Их он не признавал, да и сердце не лежало к ним, а вот белокурый зеленоглазый пацаненок Владимира, как-то царапнул его сердце: то ли от вины за убитую мать, то ли за неоправданную жуткую картинку, что тому пришлось увидеть. Но именно сейчас он понял, что его силы на исходе и он остается один на всем белом свете. Старик вздыхал и прикрывал глаза в тихой дреме, качаясь в седле. В его обозе ехала повозка с женщиной и ребенком, который может стать игрушкой в руках хана. Он понимал все коварство Узбека и не хотел отдавать тому ребенка. Он думал и решал, что сделать, как сказать? Что не смог сохранить мальчика и тот по дороге умер, а самому спрятать его или передать в руки городецкому князю, по землям которого они сейчас шли? Так и решил. Направил посыльного к тому, чтобы он скоро явился в его ставку. А если не придет, то он не будет сдерживать свои отряды и тогда те пройдутся по его землям огнем и мечом. Тот быстро откликнулся, и скоро прибыл
Щаур принял его в своем шатре, сидя на помосте, как хан. Кивнув князю, заискивающе глядевшему в глаза монгольского полководца, приказал привести женщину и малыша. Те вскоре предстали перед ними.
– Я велю тебе принять их к себе, - начал медленно свою речь старый Щаур.
– Это сын известного тебе князя Владимира и его нянька.
Повел рукой и приказал Маруше переводить. Она удивилась, но перевела.
– Будешь следить за ними хорошо, воспитывать, давать правильные уроки правления и жизни. Или же узнаю, что не так, голова полетит с плеч. Понятно?
Испуганный князь кивал, слушая Марушин перевод.
– А сейчас забирай их и уходи. Вскоре получишь в ведение княжество этого мальца, но потом передашь ему в целости и сохранности. И смотри, чтобы все было, как я сказал. Приставлю своего человека на пригляд, и тот будет хану и мне докладывать о твоих делах.
Князь дрожал от страха, но пытался виду не показывать, хотя и так старый Щаур видел бегающие глаза и дергающиеся от страха щеки старого князя. Махнув рукой, он выпроводил всех из шатра и прикрыл глаза.
– Что он скажет хану за свое самоуправство? Что этим самым пытался загладить свою вину перед русским княжичем? Или сердце старого человека дрогнуло перед слезами малыша?
Но он еще подумает над своим оправданием, а сейчас был доволен тем, что оставил мальчишку на родной земле.
А городецкий князь в то же время радовался от не гадано свалившейся удачи: стародубское княжество славилось своими урожаями ржи и торговыми купцами с их связями и делами. Он уже подсчитывал прибыли и потирал руки. Из всех, кто участвовал в нашествии ему одному удался этот поход: земли были мало истоптаны, людишки остались целы, да еще и стародубское княжество отдано ему под руку.
– А што пожгли да пограбили, дак не вбили жа!
– Хмыкал он.
– А до княжения сынка Владимира, ох как далЁко, можна и поживицца. Потома посмотрим.
Уже дома, он осмотрел ханский сундук с подарками для княжонка, которые передали ему на хранение. Щаур, приказал строго настрого передать его тому во владение, как только мальчишка вырастет и примет свое княжество.
Открыв в нетерпении сундук, рассмотрел женский венец, которым была венчана стародубская княгиня, мать наследника. Взяв в руки алмазную диадему, он повернул ее на свет. Лучи солнца блеснули на рубинах.
– Как кровь! – Дернулся от ужаса князь, и корона выпала из его рук и покатилась по полу.
Ее подхватила, входившая, по его зову, Маруша.
– Запри ее и больше не бери даже у руки, - сказала она, хмуро поглядев князю в глаза.
– Она проклята. Смертушка стоить за нею усем, хто наденеть тую на голову. Жизня князя и княгини тому пример. Вот и весь мой сказ.
Поклонившись, она положила венец сверху на золотые церковные сосуды и парчу, что похитили из храмов стародубского княжества, и захлопнула крышку.
Князь послушался совета мудрой женщины. Он уже знал, что та была колдуньей. Он бы хотел за это ее сжечь, как поступали везде с такими же, но боялся расправы хана, получив от того Золотую пайзцу Владимира, для передачи ее наследнику и жесткое послание о строжайшем пригляде за мальцом.
– Ведьма! – Крикнул он в спину, уходящей женщины.
Марушка даже не вздрогнула, лишь криво усмехнулась и закрыла за собой двери княжей горницы.
Она шла с высоко поднятой головой и стража сторонилась ее и крестилась, сплевывая через плечо.