Кровавый ветер
Шрифт:
— Этот Уолдо знал, как одета девушка. Стало быть, нынешней ночью он с ней уже виделся.
— Ну и что? Возможно, ему просто в сортир нужно было сходить. Вернулся, а ее уже и след простыл. Не исключено, что она передумала насчет него.
— Это так, — согласился я.
— Но только думал я не об этом. Я размышлял о том, что Уолдо описывал одежду девушки так, как не под силу было бы сделать обычному мужчине: «Платье из синего шелкового крепа, а сверху жакет типа „болеро“ из набивной ткани». Я, к примеру, понятия не имею, что представляет собой этот жакет «болеро». И я мог бы сказать
Чуть погодя показались двое мужчин с корзиной. Лью Петролле по-прежнему наводил глянец на свои стаканы, беседуя с низеньким смуглым полицейским.
Мы все вместе отправились в головной полицейский офис.
Когда полицейские проверили, что у них есть на Лью Петролле, то оказалось, что он чист. У его отца имелся виноградник возле Антиоха, округ Контра-Коста. Он вручил Лью тысячу долларов для начала бизнеса, на которые тот открыл свой коктейль-бар с неоновой вывеской и всем остальным, что необходимо, всего за восемьсот монет. Его отпустили, велев не открывать бар до тех пор, пока они не решат, придется ли им еще искать отпечатки пальцев. Он пожимал всем руки и улыбался. Он отнюдь не скрывал, что убийство идет на пользу его бизнесу: люди станут заглядывать к нему, чтобы послушать его историю (ведь никто уже не верит тому, о чем пишут газеты), а при этом и пива заказать.
— Вот человек, который заведомо не станет ни о чем тревожиться, — сказал Коперник, когда Лью удалился. — За других людей, например.
— Бедный Уолдо, — произнес я. — Нашлись пригодные отпечатки?
— Слегка смазаны, — сказал Коперник с досадой. — Но мы их классифицируем и перебросим фототелеграфом в Вашингтон, скорее всего, уже нынешней ночью.
Я обменялся рукопожатиями с ним и его напарником, которого звали Ибарра, и ушел.
Они до сих пор не установили, кто такой Уолдо. В карманах убитого не нашлось ничего, что смогло бы пролить свет на его личность.
Я вернулся на свою улицу около девяти часов вечера. Прежде чем войти в апартаменты «Берглунд», оглянулся по сторонам. Коктейль-бар располагался ниже по улице на другой стороне; окна были темными, но к ним все ж таки прилипла носами пара зевак, хорошо не целая толпа. Многие наверняка видели стражей порядка и труповозку, но были не в курсе того, что произошло. Чего нельзя было сказать о мальчишках, резавшихся в пинбол в аптеке на углу. Те знали абсолютно всё, кроме того, как не вылететь с работы.
Ветер бушевал по-прежнему; горячий, словно из духовки, разметая вдоль стен пыль и обрывки бумаги.
Я вошел в вестибюль своего дома и поднялся на лифте на четвертый этаж. Раздвинув двери кабины, я шагнул вперед и увидел ее — высокую девушку, дожидавшуюся прихода лифта.
У нее были волнистые каштановые волосы, спрятанные под широкополую соломенную шляпу с бархатной лентой. Еще у нее были огромные голубые глаза и ресницы, как говорится, почти что до подбородка. На ней было голубое платье, вполне возможно, из шелкового крепа; хотя и незамысловатого покроя, оно ладно облегало фигуру. Поверх платья девушка набросила нечто, вполне подходящее под определение «жакет типа „болеро“ из набивной ткани».
Я поинтересовался:
— Это жакет «болеро»?
Она отстраненно взглянула на меня и сделала движение, будто сметала мешавшую паутину:
— Да. Не будете ли вы так любезны… Я очень спешу. Я предпочла бы…
Я даже не шевельнулся, напрочь отрезая ее от лифта. Мы не сводили друг с друга глаз; она стала медленно краснеть.
— В таком наряде вам не следует показываться на улице, — произнес я.
— Почему… да как вы смеете?!
Лифт лязгнул и пошел вниз. Я не знал, что она еще собиралась сказать. Однако голос ее разительно отличался от нахальной и режущей слух манеры говорить, присущей потаскухам из пивной. Он был мягким и невесомым, словно весенний дождик.
— Я к вам не подкатываюсь, — сказал я. — Вы попали в беду. Если они сейчас поднимутся сюда, на четвертый этаж, на лифте, у вас еще будет время убежать через холл. Но прежде снимите шляпу и жакет — все это прочь!
Она не тронулась с места. Мне показалось, что ее лицо под слоем умеренного макияжа слегка побледнело.
— Полицейские, — продолжил я, — вас разыскивают. По этому вот наряду. Позвольте мне рассказать вам, по какой причине.
Она быстро повернула голову и оглядела коридор. При ее внешности она, конечно же, не могла не попробовать еще раз меня развести:
— Да вы просто нахал, кем бы вы там ни были! Я миссис Леруа из тридцать первой квартиры. Уверяю вас…
— Тогда вы на чужом этаже, — сказал я. — Это четвертый.
Лифт остановился где-то внизу. Раздался шум открываемых дверей.
— Пойдемте! — бросил я. — Живо!
Она стремительно смахнула шляпу и выскользнула из жакета. Я, скомкав их, сунул под мышку. Потом я взял ее под руку, и мы двинулись по коридору.
— Я живу в сорок второй. Она напротив вашей, только этажом выше. Выбор за вами. Еще раз говорю: я к вам не подкатываюсь.
Она пригладила волосы быстрым движением руки, подобно прихорашивающейся пташке. За этим жестом стоят десять тысяч лет непрестанной практики.
— Ко мне, — произнесла она и, подхватив сумочку, устремилась вперед по коридору.
Лифт остановился этажом ниже. Она остановилась одновременно с лифтом, повернулась и взглянула на меня.
— Лестница дальше, за шахтой лифта, — учтиво напомнил я.
— У меня нет здесь квартиры.
— Я так и думал.
— Они ищут именно меня?
— Но перетряхивать здесь все, вплоть до последнего камешка, начнут только завтра. Да и то лишь в случае, если не установят личность Уолдо.
Она уставилась на меня:
— Уолдо?
— Ах, вы не знаете Уолдо, — откликнулся я.
Она медленно покачала головой. Лифт вновь ожил и двинулся вниз. В ее глазах мелькнул ужас, словно поверхность воды подернуло рябью.
— Нет, — еле выдохнула она. — Только уведите меня из этого коридора!
Мы почти подошли к моей двери. Я вытащил ключ, открыл замок и распахнул дверь. Потом ступил внутрь, чтобы дотянуться до выключателя и включить свет. Она устремилась в комнату, подобно волне. В воздухе еле ощутимо повеяло легким ароматом сандалового дерева.