Кровавый жемчуг

Трускиновская Далия

– Данила! Живо! – послышался Семейкин голос.

Тогда и Данилка переправился через забор.

Семейка, его позвавший, сидел на корточках, коленом прижимая к земле противника. Тот, лежа на животе, елозил и скреб ногами. Конюх так хорошо держал его за глотку, что ни звука из той глотки не исходило.

Это был пристав, а двое немолодых стрельцов отдыхали на траве без памяти. Четвертый, также пристав, сидел на земле, привалясь к забору, и держался за щеку, а рядом лежали гусли.

– Уходить надо, – сказал старший скоморох. – Где это мы?

Приглашая ватагу – потешить себя и чад с домочадцами, купец Белянин позабыл рассказать о своих соседях. Судя по тому, что сад был не маленький и виднелись над кронами яблонь крыши теремов, изукрашенные красивой резьбой, сосед вряд ли побирался на паперти. И наверняка имел злых цепных кобелей – к счастью, по дневному времени они сидели на привязи.

– Где-где! – передразнил кукольник и добавил известное определение. – Побежим вдоль забора, может, хоть не на улицу, а в переулок выскочить удастся!

Семейка кивнул, отскочил от своего пленника и оказался рядом со скоморохами. Тот перевернулся на спину и разинул было рот…

– Вот только заори мне, – сказал Семейка, показывая приставу прихваченную у него же дубинку. – Вот только заори – мозги с травки соскребать будешь.

– А-а… – только и смог вымолвить пристав.

– Вставай, дурак. С нами пойдешь.

– Нужен он тебе больно? – спросил старший скоморох Семейку.

– На два шага отойдем – шум подымет.

– Давай его сюда!

Таща за шиворот обалдевшего пристава, скоморох поспешил вдоль забора, Семейка с дубинкой и скоморох-кукольник с колом – следом. Потом девки, к драке не пригодные, несли скоморошье имущество, а за ними бежали Данилка и скоморох-лягушка.

Сад кончился, ватага влетела как раз в угол, образованный забором. По ту сторону справа была улица, а слева – желанный переулочек. Ватага поспешила в глубь переулка, чтобы своими прыжками через забор привлечь поменьше внимания.

Семейка первым подозвал к себе Данилку, присел и подал ему сложенные замком ладони. Данилка поставил, как в стремя, левую ногу, Семейка выпрямился – и Данилка оказался на заборе верхом. Он посмотрел направо и налево. Со стороны улицы никто его не заметил, хотя люди в створе переулка и мелькали, а с другой стороны было что-то вроде церковной, а может, и кладбищенской ограды.

Данилка кивнул Семейке – мол, все ладно! – ухватился за край забора, перенес на другую сторону и левую ногу, соскочил – вроде тихо…

– Девок подавай! – весело приказал он.

Хоть и жутко, однако сладко – схватить в охапку белоногую Федосьицу, как бы нечаянно прижать!..

Первой переправили другую девку, Дуню, и в этом было Данилкино везение – девка соскакивала лицом к забору, поди ее толком прижми! А вот когда появилась Федосьица, тогда уж Данилка знал, как быть – заскочил сбоку, принял ее почти в объятия, но только оба чуть не полетели наземь…

– Дурак! Сторожить же надо! – одернула его Федосьица, поправляя подол. – Дуня, стой тут! Сюда, Томила!

Девки, как могли, загородили место, куда прыгали мужчины.

Последним соскочил Семейка. И тут произошло неожиданное – не говоря ни слова, Федосьица решительно обняла его и поцеловала прямо в губы. Он же, нисколько не удивившись, так же молча похлопал ее по спине.

– А пристав где? – спросил Данилка.

– Отдыхает, – коротко отвечал скоморох-кукольник.

– Но сейчас заорет! – добавил скоморох-лягушка.

Выбирать не приходилось. Ватага, и конюхи с ней вместе, поспешила к церковной ограде.

Тут-то и произошла нечаянная и роковая встреча. Из-за угла на Семейку с Данилкой выскочил человек в распахнутом зеленом кафтане с двумя известными буквами на груди – справа «земля», а слева – «юс»!

Семейка каким-то образом проскочил вперед, зато Данилка столкнулся с этим человеком грудь в грудь.

Они узнали друг друга и, как по приказу, разинули рты. Хотя для Данилки не должно было быть ничего удивительного, что в облаве на скоморохов участвует земский ярыжка Стенька Аксентьев. Вот для Стеньки опять в самом неподходящем месте обнаружить Данилку было подарком, и довольно-таки неприятным подарком.

Кабы не эта встреча – Стенька проскочил бы мимо бегущих людей, а опомнился уж потом. Ведь он не видел скоморохов в купеческом саду и не признал бы их в лицо, пестрые одежки-то, накинутые сверх обычных своих рубах и портов, они поскидали. Вот разве что девок признал бы по свекольному румянцу, а может, и нет – девки и бабы на Москве красились безбожно.

Конец ознакомительного фрагмента.