Кровная месть
Шрифт:
— Вы можете назвать какие-нибудь имена? — спросил я. Он покачал головой.
— Я их просто не знаю. Только предупреждаю, не считайте их бандой недобитых партийных функционеров. Там есть всякие, это да, но среди прочих могут оказаться и люди нынешней власти. Учтите это.
— Не понял, — сказал я. — Зачем им устраивать заговор против самих себя?
— Потому что речь идет не о видимых инструментах власти, — горячо ответил мне Собко. — Речь идет о власти тайной. Или, может, вы из тех, кто верит в демократию? — Он посмотрел на меня с насмешкой.
— До сих пор мне казалось, что эта форма правления меня устраивает, — сказал я уклончиво. — Но ваши слова заставляют меня задуматься.
На самом деле я понял одно, старик дал нам ниточку к Суду НС, и ею надо срочно воспользоваться. Его политические сентенции меня уже не волновали, и я думал лишь о том, как спровадить старика без обид. Он еще попросил воды, но уже не запивал лекарство, а просто выпил, после чего, к моей радости, стал подниматься.
— Во всяком случае, — произнес он на прощанье, — передайте мои слова Константину Дмитриевичу
— Я и сам попробую предпринять какие-то шаги, — пообещал я.— Могу я пользоваться вашей информацией со ссылкой на ваше имя?
Он важно кивнул.
— Я их не боюсь, — сказал он, — но если со мною произойдет несчастный случай или приступ эпилепсии, то знайте — это их работа.
Он ушел, а я срочно метнулся к Пархоменко с предложением о возбуждении уголовного дела и проведении эксгумации трупа Феликса Захаровича Даниленко. Основание — заявление гражданина Собко. Превентивно подозрительный к моим инициативам Пархоменко долго изучал поданный мною рапорт и вынес из этого документа, что я вышел на дело, никак не связанное с Бэби.
— Наконец-то вы начали работать по-настоящему, — буркнул он, имея в виду и наши подмосковные успехи.
Я позвонил в МУР, разыскивая Грязнова, и, узнав, что он на какой-то операции, велел передать ему, что срочно его разыскиваю. Потом я направился к членам своей пока не расформированной бригады и провел с ними кратенькое производственное совещание, мобилизовав их всеми силами налечь на установление данных в отношении Феликса Захаровича Даниленко. Некоторое время после этого я был занят другим делом, ко мне на допрос привели одного из подмосковных убийц, и я провел его на образцово-показательном уровне, добившись от подследственного целого ряда важных признаний. Впрочем, большой моей заслуги в этом не было, потому что убийца уже совсем размяк и ради содействия следствию был готов на все.
К концу рабочего дня Сергей нашел упоминание о Феликсе Даниленко в архивных документах КГБ. Во время войны выполнял задания командования в тылу врага, после войны — тоже. Сообщалось, что за выполнение государственного задания на территории зарубежного государства он был представлен к награде, ордену Красного Знамени. Перешел на аналитическую работу еще в конце семидесятых, работал под руководством полковника Синюхина. В конце восьмидесятых благополучно ушел в отставку, обличаемый молодыми реформаторами от КГБ в беспринципности и аполитичности. Вряд ли из этой информации можно было извлечь криминальный подтекст.
Грязнов позвонил в конце дня, сообщил, что занят по уши ликвидацией владимирской бандитской группировки, но сообщений от Мамедова не было. Я рассказал ему вкратце про дело Даниленко, и он пообещал включиться, как только освободится. Эксгумация умершего пенсионера его не интересовала, и я даже обвинил его в бессердечности.
— Не расстраивайтесь, Александр Борисович, — сказал мне Семенихин. — Проведем эксгумацию совместно с Семеном Семеновичем и медиками из Московского бюро судебной медицины. Только что мы будем делать с этим трупом, даже если окажется, что смерть насильственная?
— О чем ты? — не понял я. — Если смерть насильственная, расследуем дело и начнем хоронить «Суд народников».
— В том-то и дело, — возразил Сережа. — Судя по секретности, этот Даниленко так прикрыт, что к нему на вонючей козе не подъедешь,
— Подъедем, Сережа, — сказал я уверенно. — Была бы только коза...
40
Возвращение ее было утомительным и затяжным. Многочисленные таможенные инспектора очень внимательно изучали ее машину, содержимое ее чемоданов, да и ее саму, напрашиваясь то ли на взятку, то ли еще на какое встречное предложение. Придраться было не к чему, и она их игнорировала. Проезжающие водители посматривали на нее с интересом, а в Белоруссии ее даже попыталась остановить пара прытких «Жигулей». Нина легко ушла от них, но при переезде в Россию стала искать возможность приобретения оружия. Она понимала, что представляет собою великий соблазн для дорожных грабителей, и потому обзавелась в Смоленске милицейской резиновой дубинкой, парой газовых баллончиков и даже гранатой со слезоточивым газом. Какой-то подозрительный тип предлагал ей автомат Калашникова, но она предусмотрительно отказалась. Гаишники по дороге останавливали ее так часто, что она успела привыкнуть к их стандартным расспросам и отвечала столь же стандартно. Они надеялись, что она иностранка, и под надуманным предлогом пытались вытянуть из нее штраф без квитанции, но она была знакома с правилами дорожного движения даже лучше их и каждый раз сажала их в лужу.
— Командир, — говорила она снисходительно, — я, между прочим, сама старший лейтенант милиции в прошлом, так что мне не надо заливать.
Обычно этот аргумент становился решающим. Очевидность совершившихся с нею перемен производила на них вдохновляющее впечатление.
К Москве она подъехала в особенно жаркий день, и кондиционер в ее машине своим гулом вызывал у нее головную боль. Последний раз ее остановил инспектор ГАИ на въезде, внимательно проверил документы, осмотрел машину, покачал головой.
— На таких «джипах» только рэкетиры ездят,— сказал он.
— Не хотите ли вы сказать, что вы их регулярно останавливаете? — усмехнулась Нина.
Он вернул документы и отдал честь.
— Отнимут, — сказал он со вздохом.— Вы ее продайте лучше.
— Разберемся, — сказала Нина.
В конверте, который ей передал бывший житель Барселоны, был адрес почтамта, куда ей следовало обратиться за письмом до востребования. Хотя она и прожила в Москве почти год, но город знала плохо и потому изрядно поплутала, пока нашла нужное почтовое отделение. Ей передали старый, потрепанный конверт и даже сказали:
— Долго же вы за ним шли.
Нина глянула на почтовый штемпель, конверт был послан на имя Нины Шимовой еще в то время, когда она готовилась к убийству Стукалова. Феликс действительно готовился ко всему загодя.
«Милая моя девочка, — писал он еще тогда, — странно прощаться с тобою, когда все мы живы, дела идут неплохо, и еще некоторое время мы с тобой будем работать в предельной близости. Но время подходит, я это чувствую, и потому я запускаю эту программу. Конечно, за свою работу ты получила какие-то деньги, но к тому времени, как ты получишь это письмо, от них и следа не останется. По моим расчетам, ты должна пройти длительную адаптацию за рубежом, после чего вернешься в новом облике для продолжения уже своих личных дел. Я знаю, ты не успокоишься, пока не найдешь всех своих врагов. Если все будет хорошо, я сам тебя встречу, но если это письмо попало к тебе в руки, значит, все не так уж хорошо. Ты осталась одна. Но не пугайся, у меня в Москве остались друзья, которые смогут тебе помочь. Прежде всего отправляйся по указанному адресу и поселяйся в той квартире, что будет тебе предоставлена. Она со всем своим содержимым приготовлена для тебя. Тебя также ждет новая машина и валютный счет в банке. Надеюсь, экономическая ситуация к тому времени не ухудшится настолько, чтобы все это было аннулировано. О деньгах этих не думай, они твои. Не так чтобы очень много этих денег, но больше я достать уже не смог. Они оформлены, как наследство твоего мужа, умершего полгода назад, и налог за них уже уплачен. Каждый, кто сунется к тебе с попыткой отстегнуть свою часть, заслуживает пули. Но оружие тебе уже придется добывать самой. Итак, квартира, машина, деньги и несколько телефонов, по которым тебе окажут помощь, вот и все мое наследство. Ты спросишь, почему я так поступаю? Наверное, потому, что чувствую тебя родной. Я вовлек тебя в грязное политическое дело, я сам во многом оказался обманут и должен буду заплатить за свои ошибки, но ты должна жить,