Кровник смотрящего
Шрифт:
Под самое утро Сержанту пришлось проявить немалую настойчивость, чтобы освободиться из ее крепких объятий. Женщина желала продолжения, и Степану пришлось едва ли не побожиться, что после рыбалки он непременно оправдает ее ожидания.
Проходя мимо маяка, он увидел, что дверь в него приоткрыта. Довольно хмыкнул. Не подвел напарничек, все складывалось именно так, как и задумывалось. Степан уже было собрался спуститься к берегу, когда у воды увидел мужчину, праздно бредущего вдоль берега. Он не был похож на утреннего гуляку, да и какие прогулки могут быть в четыре часа утра?
Укрывшись за кустами, Сержант увидел, что мужчина на берегу был не один, — метрах в двадцати от него, укрывшись за камнем, сидели еще двое. По внешнему виду обыкновенные рыбаки и одеты вроде Сержанта, только что-то подсказывало ему, что это не так. Рыбака ничего не интересует, кроме поплавка, покачивающегося на воде, а эти озирались так, будто кого-то высматривали в предрассветных сумерках. Немного поодаль, с удочками в руках, сидело еще трое.
Не слишком ли много народа для столь раннего часа? Жаль, но, похоже, ему придется сматывать удочки. Заказчик, конечно, будет недоволен. Но лучше повременить и выполнить заказ наверняка. Время выстрела еще не пришло.
Стараясь не выдать своего присутствия, Степан отступил в глубину кустарника и, убедившись, что за ним не наблюдают, направился в город.
Глава 38 ЧЕЛОВЕК СО СТРАННОСТЯМИ
Бытует мнение, что все психиатры чем-то напоминают своих пациентов. Если не внешностью, то линией поведения. Чертанов смотрел на доктора Барсукова так, будто подозревал, что в следующую секунду тот, кривляясь, покажет ему язык или начнет бестолково дергать головой.
Однако время шло, а странностей в поведении доктора не замечалось.
Чертанов ругал себя за предвзятость к собеседнику, зная, что она проявляется в его интонации и во взгляде, но поделать с собой ничего не мог. А доктор, будто бы чувствуя подобное отношение, старался платить ему тем же. В его голосе было столько покровительственных ноток, как будто он разговаривал не с сотрудником милиции и своим давним приятелем, а с одним из тяжелобольных. Через несколько минут Чертанову стало не по себе, но он терпеливо вникал в то, что говорил Барсуков.
— Знаешь, в нашу последнюю встречу я тебе не все сказал. Пойми меня правильно, ведь существует некая врачебная этика, и я придерживаюсь ее неукоснительно.
— Я наговорил чего-то лишнего? — забеспокоился Михаил.
— Дело в другом.
— В чем же?
— Ты говорил о каком-то сержанте. Что его нужно устранить.
Чертанов напрягся.
— Во сне я, оказывается, бываю очень кровожадным. Кто бы мог подумать. Что ты на меня так смотришь? В моем поведении есть что-нибудь странное? Тебя-то что беспокоит?
— Речь не о том, — отмахнулся доктор. — Ты говорил, что он преступник и его нужно непременно обезвредить.
Чертанов нехотя кивнул:
— Возможно, так оно и было. Но что с того?
— Понимаешь, ты обмолвился, что этому сержанту пересадили сердце и теперь он как раненый зверь, который стал еще опаснее.
— Ты чего-то недоговариваешь. А что тебя удивило?
— Дело в том, что ко мне обращался пациент, которому тоже пересадили сердце. Хочу заметить — весьма неординарная личность!
Чертанов невольно вздрогнул. Он вдруг осознал, что это не могло быть случайностью, — пути охотника и зверя пересеклись в маленькой комнате врача.
— Как он выглядел?
— Плотный. Среднего роста. Волосы русые.
— Это он… Что тебе говорил этот человек?! — схватил Чертанов Барсукова за рукав.
— Только не надо так волноваться, — мягко освободился Владимир Васильевич от захвата. — На первый взгляд ничего особенного. Но, пообщавшись с ним, начинаешь понимать, что у него вырабатывается девиантное поведение.
— Что это значит?
— А вот что… Он начинает мыслить не так, как прежде. Не забывай, что у него другое сердце. А это накладывает серьезный отпечаток на психику. Человек становится более внушаем, готов к психологическому влиянию извне. Весьма дурной симптом!
— Он ничего не рассказывал о себе?
— У нас с ним были откровенные разговоры, — туманно сказал Барсуков.
— Я бы хотел знать, о чем шла речь, — твердо сказал Чертанов, положив руки на стол.
— Кхм… Кхм… Это врачебная тайна. Обычно все то, что говорят мне мои пациенты, не уходит дальше этого кабинета, — доктор сделал круговое движение рукой. — Психиатр как священник, он не имеет права разглашать симптомы болезни и все, что с ней связано.
Владимир Васильевич опять начинал раздражать, и Чертанов сдерживался из последних сил.
— Я же из милиции, — сдержанно напомнил он.
— Изволь, — неожиданно легко согласился Барсуков. — Он сказал мне, что человек, который стал его донором, участвовал в боевых операциях и был снайпером. Впоследствии он был убит, когда стал расстреливать прохожих из снайперской винтовки с высотного дома. Видно, у него произошли какие-то психические отклонения… Так бывает. Самое настораживающее, что с некоторых пор мой пациент стал ощущать в себе какие-то чужеродные симптомы. Ему вдруг тоже захотелось вооружиться винтовкой и точно так же стрелять по прохожим. Подобное поведение следовало бы назвать эффектом подражания. Я не стану загромождать тебя научными терминами, все это очень хорошо изучено и описано в соответствующей литературе. Скажу только, что сначала у человека появляется какая-то навязчивая идея. Потом она приходит все чаще. Затем закрепляется в его подсознании. А скоро и вовсе становится его сущностью. По-другому можно сказать так — она сводит его с ума. И он не успокаивается до тех пор, пока не воплотит ее в жизнь.
— Ты хочешь сказать, что твой пациент скоро возьмет снайперскую винтовку и пойдет стрелять в прохожих? — ужаснулся Чертанов.
— Хм… Ты меня не совсем правильно понял. Для этого должны быть еще какие-то внешние факторы. Так сказать, благоприятная среда. Почва. Например, каким образом он пойдет стрелять в прохожих, если никогда не держал в руках винтовку?
— Разве он ничего не говорил о своей прежней жизни?
— Вот это меня как раз и настораживает. Он сказал, что был военным.