Кровники
Шрифт:
Такое синее небо и такой сладкий воздух, как чай с мятой и сахаром, бывает только весной. Полина вдохнула полной грудью, задрала голову и посмотрела на берёзу, где посвистывал скворец возле скворечника: ти-ти-ти-фьюить-фьюить! Улыбнулась: ишь, как заливается!
– Поля, подожди! – окликнула Муся, подружка из соседнего дома. – Пойдём вместе!
Всё движение от Проспекта Сталина было перекрыто. Народ оживлённой толпой шёл к «Серпу и Молоту» – Дому культуры, возле которого были установлены трибуны. Полина всё оглядывалась, высматривала Кольку, но так и не заметила его. И спросила у Муси,
– Конечно, а как же! Ещё вперёд меня ушли с дядей Никитой.
– И Коля?
– И Коля. А что?
– Ничего, – с показным равнодушием пожала плечами Поля.
Муся вдруг стала необычайно проницательной.
– А-а-а, поняла, почему ты спрашиваешь. Коля тебе нравится, он всем нравится. Но лучше о нём не думай, ничего хорошего не выйдет, только настрадаешься, – вдруг ляпнула она.
– Почему это? – покраснела Поля. – Считаешь, что я ему не пара, что я уродина?
– Нет, ты очень милая, – заторопилась Муся, – но мать и бабка не разрешат ему жениться на тебе.
– Он взрослый, сам будет решать.
Муся замолчала, что-то обдумывая, потом сказала:
– У него ведь бабушка знахарка… ты знаешь? Вдруг что-то случится? Наколдует ещё…
– На каждую силу найдётся другая сила, – усмехнулась Поля, сузив глаза.
– Это ты о чём?
– Ни о чём, просто так сказала. Пойдём в колонну, вон наши строятся!
Во дворе накрывали вскладчину столы. Они стояли на детской площадке вплотную друг к другу, как на свадьбе, сверкали на скатерти бутылки с водкой и вином, кувшины с брагой и компотом из сушёных яблок. Принаряженные по случаю праздника соседки расставляли миски с холодцом, варёной картошкой и варениками, тарелки с селёдкой, посыпанной укропом и колечками лука; ливерную колбасу, бочковые огурцы, помидоры и капусту, засоленную половинками кочанов. Нарезали пироги с разными начинками, среди которых обязательно был пирог с вареньем – для детей.
Наяривал на гармони безногий инвалид дядя Федя, кто-то из соседей принёс патефон и старые довоенные пластинки – значит, будут танцы! Поля заметила среди дымящих на скамейке мужиков Николая и уже не спускала с него внимательных жадных глаз. Колька не курил, стоял рядом с отцом, засунув руки в карманы, и рассказывал что-то смешное, потому что в тесном кружке то и дело вспыхивал смех.
К Полине подошла мать, отвела в сторонку и велела зайти домой и принести булку хлеба из шкафчика и крутые яйца в кастрюльке. Поля сбегала, отыскала всё нужное, посмотрелась в зеркало и не удержалась – надела материны красные бусы.
Народ во дворе переместился ближе к ломившимся столам.
– Мужики, у нас всё готово! Тётя Маруся, Тося, садитесь… Полинка, ты чего стоишь как неродная?
Все шумно расселись. Подняли стопки за Первомай. Поля тоже выпила, и хмель ударил в голову. Она ела вареники с капустой и всё следила за Колей – жаль, что он выбрал место так далеко. Один раз Поле показалось, что ненаглядный посмотрел на неё, и в её душе расцвели розы. А может, он посмотрел на хохотушку Люську?
Кто-то завёл патефон, и на весь двор грянула «Рио-Рита».
– О-о-о, у нас танцы!
– Девчата, веселитесь, Первомай на дворе!
Полина вышла из-за стола и торопливо, чтобы её не опередила какая-нибудь вертихвостка, подошла к Николаю и выпалила, поражаясь собственной смелости:
– Кавалер, пригласите даму!
Испугалась и рассмеялась, чтобы в случае отказа обернуть всё в шутку. Но Коля тряхнул чубом, подхватил Полину и закружил в танце. Он очень хорошо вёл, и Поля озорно пристукивая каблучками, всё косилась на других парней и девчат и думала, что их с Колей пара лучше всех. Она млела и таяла от его близости, чувствовала горячую ладонь, смотрела в серо-голубые глаза, в которых вспыхивали искорки. Поле хотелось, чтобы Николай танцевал только с ней, но он приглашал всех девчат: и Зойку, и Люську-вертихвостку, и Мусю, и Киру.
Мать Коли, тётя Маруся, отложила вилку, расправила плечи и затянула звучным приятным голосом:
По Дону гуляет, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой…
Песню подхватил её муж Никита, потом и остальные. Пели хорошо, Полина живо представила несчастную девушку, которой цыганка нагадала смерть в день свадьбы.
Чья-то горячая рука легла на плечо Поли. Она обернулась: Николай!
– Пойдём! – сказал он на ушко.
Она, счастливая, и не подумала спрашивать, куда её зовут, поднялась и пошла. Да какая разница, хоть на край света… И в полутёмном подъезде пьянела от Колькиных губ и рук и шептала: «Коленька… милый… ненаглядный мой…»
– Матери дома нет… гуляет со всеми, – перевела дух Поля, – пойдём ко мне… если хочешь.
Поднялись по лестнице на последний этаж, она открыла комнату, пропустила Кольку вперёд и вошла сама. Заперла дверь на ключ, чтобы никто не помешал, бросилась к окну и задёрнула шторы – стало сумрачно.
Сердце часто колотилось: тук-тук-тук. Полина развязала поясок, ухватила крест-накрест платье, сняла его через голову и осталась в розовой комбинации с кружевами. Порадовалась, что надела новую, красивую, как чувствовала. Резким, отчаянным движением спустила трусики, переступила через них.
Николай приблизился, подхватил Полю на руки и опустил на кровать.
…Встречи всегда проходили у Полины дома. Её мать ни слова против не говорила, даже когда Коля оставался ночевать. Рада-радёшенька была, что у дочки наконец-то появился жених. Но какими же странными были эти свидания и эта любовь! Они никуда не ходили, как другие влюблённые пары: ни в кино, ни в театр, ни на танцы, ни в ДК. Николай забросил бокс и книги, разучился шутить и улыбаться.
– Коль, ты любишь меня? – спрашивала Поля, поглаживая его русые волосы.
Николай уклонялся от её руки, морщился, как от зубной боли:
– Не знаю, не спрашивай… Не понимаю, что происходит. Меня тянет к тебе, места себе не нахожу, никого вокруг не замечаю. Ноги сами к тебе ведут, как будто кто-то в спину толкает.
Сердце у Поли радостно трепыхнулось.
– Значит, любишь!
– Я как будто не я. – Колька закрыл лицо руками, потом резко поднялся, надел рубашку и стал застёгивать пуговицы.