Кровники
Шрифт:
– А вдруг ошибается твоя Шура? – наконец проговорила мать.
– Да вот ещё ни разу не обманула. У меня тут огнём горит! – Прасковья ударила себя в грудь кулачком. – Я не вижу, как Александра, но чувствую, что это правда.
Вечером Полине нездоровилось. Раза два или три она сходила в уборную и выплеснула в унитаз всё, что было съедено.
– Забрюхатела, поди, от своего Кольки? – спросила мать и обмерла: в подоле принесёт девка!
Поля легла на кровать, отвернулась к
– Не забрюхатела. Съела что-то.
– Вот я ему скажу, чтобы шёл и расписывался с тобой как положено! Раньше-то как было, сначала церковь, а потом любитесь. А ты что? Зачем парню даёшь?
– Перестань, – простонала Полина, – ты сама рада была, к соседке ночевать уходила.
– Дак я думала, он замуж тебя возьмёт!
Мать всё ворчала про гулящую молодёжь и грозилась высказать всё Кольке, но тот не пришёл, чем удивил и огорчил обеих женщин.
Всю ночь Поле снились кошмары. Будто какая-то старушка бесцеремонно открыла дверь, подошла к кровати и принялась стучать согнутым пальцем по голове Поли.
– Что вам надо? – спросила та и оттолкнула чужую руку.
– Иди к Колькиной матери и проси соли, поняла?
«Глупость одна, – подумала Полина, просыпаясь, – какая соль? Зачем соль?» И утром – странное дело – соль всё не шла у неё из головы, будто старушка крепко вдолбила эту мысль. И Поля не выдержала, выскочила из дома в старом халате и побежала к Трифоновым.
…Маруся в тот день решила устроить уборку. Чистой тряпочкой помыла листья фикуса на окне, аккуратно вытерла пыль с мебели и большого приёмника. Муж Никита очень любил радиопостановки, садился и внимательно слушал, подперев кулаком щёку, шикал на детей, если они принимались шалить.
В комнату постучали. Маруся отвела тыльной стороной руки волосы со лба и крикнула:
– Заходите! Кто там?
Это была Полина. Но что за вид! В старом халате, глаза безумны, волосы всклокочены.
– Здравствуйте, тётя Маруся, – зачастила она, – соли одолжите?
Маруся насторожилась, вопросительно посмотрела на Прасковью, вязавшую носок у окна. Бабушка чуть заметно кивнула: она! Пришла, как и говорила Александра. Значит, вот кто приворожил Николашу!
– Со-оли? – протянула Маруся и отложила тряпку. – Не могу дать, у самих мало. А у Дуси почему не попросила?
Ну в самом деле, странно идти за солью в соседний дом, легче взять у своих соседей или сходить в Файкин магазин – он под боком.
– Н-не знаю… кончилась соль у Дуси. Я к вам пришла.
– В гастроном сходи.
– А там перерыв на обед, – нашлась Полина.
– Нет, не дам, самим мало, – скрестила руки на груди Маруся.
Поля не поверила, растерянно заморгала:
– Как не дадите? Я много не прошу, чуть-чуть надо.
– Ни крупиночки не могу дать.
– Вам что, жалко? – побледнела Полина. – Я верну, потом куплю и верну.
Прасковья замерла с вязанием в руках. Спица выпала из петель, тихо звякнула о пол.
– Иди домой, Поля, – сказала бабушка.
Гостья простонала:
– Я не могу уйти… не могу! Мне надо соли, дайте, умоляю!
Ей становилось всё хуже, по лицу пробегали судороги. Она протягивала дрожащие руки и повторяла: «Дайте соли! Дайте соли!» Марусе показалось, что Поля сошла с ума.
– Уходи, кто-нибудь другой даст.
– Я никуда не уйду, – затрясла головой Полина, – мне очень плохо, вы что, не видите… Господи, да люди вы или нет?! Я умру, если не дадите соли!
Она рухнула на стул возле стены, согнулась пополам, прижав руки к животу. Перепуганные Маруся и бабушка переглянулись. Прасковья подошла и стала поднимать Полину, уговаривая уйти домой.
– Не тр-рогайте меня! – вырвалась та. Тяжело задышала, посмотрела злым взглядом: – Где дядя Никита? Позовите его!
– Нет его, он на работе, – через силу ответила Маруся. – Уходи, добром прошу.
– А Коля? Где Коля?! Пусть он даст мне…
– Ох, господи, нету Николаши, работает, – прошептала Прасковья, радуясь про себя, что внуки разбежались по своим делам.
В маленькой комнате захныкала Наташка – её разбудили громкие голоса.
– Наташенька! Наташа! Подойди к тёте Поле, я тебе конфетку дам, сладкую! – закричала Полина.
– С ума-то не сходи! – сердито оборвала мать.
– На коленях прошу, дайте! – Полина упала на колени и поползла, схватила Марусю за юбку. – Ведь я умру… дайте соли… Баба Параня, дайте! Пожалейте меня!
Мать вырвала подол, отошла к окну. Поля разрыдалась. Страшная, растерзанная, с безумным взглядом она ползала по полу, пыталась целовать ноги Прасковье и Марусе, мочила слюнями и слезами подолы их юбок.
– Умоляю, вы же не фашисты… пощадите!
«Ты моего Колю не пожалела! – ожесточилась Маруся. – Жаль, что нельзя высказать всё этой гадине!»
– Но почему… почему вы не хотите дать соли… – плакала Полина. – Я килограмм верну… Мешок! За щепотку мешок!
Она умоляла, унижалась и всё повторяла, что умрёт, если не получит соли. А потом поняла, что разжалобить хозяек невозможно, поднялась и шаткой походкой побрела к выходу.
Маруся бросилась к двери и накинула крючок:
– Страх-то какой!
Прасковья посмотрела на иконы под белым рушником с горящей лампадкой, перекрестилась и прошептала:
– Господи помилуй! Первый раз такое вижу. Теперь Николаше должно полегчать.
– А может, и отсрочка длинной будет, как думаешь? – спросила Маруся. – Вдруг Коля детей вырастит и внуков ещё понянчит, а, мам?
– Дай-то Бог! Я в церкву пойду, свечки поставлю.
Вечером вернулись домой отец с Николаем. Коля повесил на крючок кепку и вошёл в комнату.
– Наташа! Угадай, что я принёс?