Кровное дело шевалье
Шрифт:
Поэты поспешили в отведенную для них комнату, и монах не стал их задерживать.
Следует заметить, что на шестерых поэтов никто даже не взглянул. Главный зал был в это время набит битком: солдаты и студенты, дворяне и мещане от души веселились, попивая вино почтеннейшего Ландри. Тут же вертелись девицы, не слишком похожие на недотрог. В центре зала публику потешал какой-то цыган. А посетители громко разговаривали, хохотали, пели, сдвигали бокалы и кубки…
Итак, шесть поэтов Плеяды (седьмой, Иоахим дю Белле, умер в 1560 году) незаметно проследовали в комнату с накрытым столом.
Когда все уселись, Жан Дора приветствовал собравшихся такой речью:
— Друзья! Мы опять пришли сюда, чтобы свершить наш тайный ритуал. Мы, покорившие вершины искусства прошлого и настоящего, мы, лучшие из лучших, просвещеннейшие из просвещеннейших, собрались здесь, чтобы воздать хвалу богам Парнаса.
Вы, Понтюс де Тиар, прославивший свое имя «Заблуждениями любви» и «Поэтической яростью», вы, Этьен Жодель, автор великих трагедий «Клеопатра в плену» и «Дидона», вы, Реми Белло, создавший блистательный лапидарий и воспевший аметист и агат, сапфир и жемчуг, вы, Антуан Баиф, великий реформатор поэзии, высокочтимый создатель семи книг «О любви», и, наконец, я, Жан Дора, чье скромное имя стоит сегодня рядом с вашими прославленными именами, воздадим же теперь должное нашему учителю, мэтру древней и новой поэзии! Он овладел греческим и латынью и возвеличил французский язык. Когда-то давно я учил его в коллеже Кокре языку богов, а сегодня он во всем превзошел своего наставника. Вспомним же его творения: «Волны» и «Любовные стихотворения», «Королевскую рощу» и «Маскарады», «Эклоги» и «Забавы», «Сонеты» и «Элегии».
Поэты, склоните головы перед лучшим из нас — Пьером де Ронсаром!..
Заметим, что речь Дора звучала на латыни; он говорил правильно и легко — языком древних этот человек владел в совершенстве. Поэты поклонились Ронсару, а тот принимал почести с величавой простотой. Ронсар был совершенно глух и не расслышал из посвященной ему хвалебной оды ни единого слова. Однако, как и многие глухие, он старался скрывать свой недостаток.
Поэтому великий поэт ответил совершенно спокойно:
— Мэтр Дора все прекрасно объяснил, и я присоединяюсь к его мнению.
— Nunc est bibendum! А теперь пора выпить! — вскричал Понтюс де Тиар, любивший подразнить знаменитого собрата.
— Спасибо, сын мой! — поблагодарил Ронсар с любезной улыбкой.
Жан Дора снова взял слово, и в голосе его послышалась тревога.
— Неделю назад я предупредил вас, что несколько чужеземцев попросили позволения принять участие в наших обрядах.
— Они тоже пишут стихи? — осведомился Жодель.
— Нет, но, клянусь вам, это люди достойные всяческого уважения. Они под большим секретом сообщили мне свои имена, и мэтр Ронсар решил, что они вправе присутствовать на нашем пиру.
— А вдруг они потом проболтаются? — засомневался Реми Белло.
— Они дали клятву никому никогда не рассказывать о том, что здесь увидят, — успокоил его Дора. — К тому же завтра они покидают Париж и, скорее всего, навсегда. Кроме того, вы знаете, что о наших собраниях ходят всякие слухи; присутствие благородных гостей в случае чего как раз и докажет, что ничего подозрительного здесь не происходит. Впрочем, я предлагаю провести голосование…
Голосовали поэты на манер древних римлян, решавших в цирке судьбу несчастного бестиария [3] : «да» — поднимая вверх большой палец, «нет» — опуская его вниз. Все проголосовали «за», даже Ронсар, не расслышавший ни слова, так что Жан Дора остался очень доволен.
3
Бестиарий — гладиатор, сражавшийся на арене древнеримского цирка с дикими зверями.
Понтюс де Тиар, получивший за свой гигантский рост прозвище «Понтюс-Великан», горячий поклонник хорошей кухни и доброго вина, вздохнул:
— Разве в чужой компании попируешь как следует?..
— Но знатные чужестранцы не собираются присоединяться к нашему застолью! — заверил поэтов Дора.
И они, отбросив сомнения, грянули гимн Вакху и с песней на устах поспешили в следующее помещение, где стояли стулья и где уже устроились восемь незнакомцев в шляпах с красными перьями.
Гости разместились на стульях, которые были расставлены в два ряда, будто во время театрального представления. Лица чужестранцев скрывали маски.
Поэты даже не взглянули в их сторону. Закончив гимн Вакху, служители муз затянули необычную песнь, напоминающую молитву, и встали плечом к плечу, обратив лица к закрытой нише в стене, которая находилась напротив двери в темную клетушку. Жан Дора медленно и торжественно открыл дверцы ниши, и гости увидели некое подобие языческого алтаря из розового гранита. Алтарь удивительно походил на античные жертвенники, которые использовались во время древних празднеств, однако его украшали прекрасно выполненные статуэтки и барельефы, изображавшие божественного вдохновителя поэтов Феба, или Аполлона, богиню плодородия Цереру, лукавого бога Меркурия, покровителя купцов и воров, хитрецов и острословов.
По обе стороны алтаря были развешаны белоснежные туники и венки.
А за алтарем — что просто не укладывалось в голове — слева виднелась картина, на которой была нарисована Пречистая Дева, попирающая ногой чудовищного Змея. Но эта странная смесь христианства и язычества вовсе не казалась кощунственной. Впрочем, возможно, святой образ оставили на стене случайно…
Перед алтарем стояла курильница на золотом или позолоченном треножнике. На возвышении виднелся бюст мужчины; его странное лицо невольно приковывало к себе внимание. Непосвященный решил бы, что это сатир или фавн: искаженное гримасой улыбки лицо, покрытые шерстью уши, рожки на лбу. Но поэты знали, что перед ними — голова Пана, великого Пана, повелителя Природы.
Мы дополним эту картину, сообщив читателю, что справа от алтаря из стены торчало позолоченное железное кольцо, к которому был привязан козел, настоящий живой козел, увенчанный цветочным венком и украшенный листьями. В данный момент козел меланхолично жевал рассыпанную перед ним сочную траву.
Жан Дора достал из ниши туники и венки и протянул их друзьям. Облачившись в эти одеяния, поэты стали похожи на жрецов храма в Дельфах; головы их теперь украшали сплетенные листья лавра.
Поэты выстроились слева от алтаря и запели что-то на греческом языке. Закончив одну часть гимна, они дружно переместились направо и исполнили вторую часть, строго следуя античным канонам чередования строфы и антистрофы.
Ронсар шагнул вперед и возжег благовония, лежавшие в чаше перед алтарем. По комнате заструился легкий светлый дымок, распространяя вокруг аромат мирры и киннамона.
Ронсар склонился перед ухмыляющимся бюстом, воздел руки к потолку и воззвал к древним божествам:
— О, великий Пан! О, фавны, сатиры и дриады! Ореады и нимфы! Вы, беззаботные обитатели лесов, чья жизнь безмятежно течет среди зелени жимолости, под сенью буков и дубов! Вы, друзья дерев, легкомысленные и свободные! Вам неведомы лицемерные наставники, лукавые исповедники и злокозненные педанты, отравляющие наше существование! О, почему я не могу принять участие в ваших невинных игрищах? О, прелестные дриады и хохочущие фавны, как мечтаю я, укрывшись в лесной тиши, склоняться над прозрачными ручейками, вдыхать ароматы дубрав, наблюдать за листом, падающим с ветки, любоваться шалостями белок, вслушиваться в музыку могучих ветвей, колеблемых ветром! Как я хочу оставить суету городов, тщеславный двор, злобных святош, епископов, готовых преследовать невинных, жалких куртизанов, бледных самозванцев, королей, пьющих кровь собственного народа, солдат и полководцев, которые не выпускают из рук аркебуз и чьи сумеречные души требуют все новых и новых жертв! О великий Пан, о Природа! К тебе стремится душа несчастного стихотворца! Тебе поклоняюсь я, великий Пан! Жизнь, о вечная Жизнь, непостижимая для суетного ума простого смертного! Прими же молитвы поэтов, о Пан! Прими дух наш в лоно твое! Ты недостижим для нас, так пусть же душа твоя снизойдет в наши души! Вдохни в нас любовь к свободе, к уединению под сенью лесов, к журчащим родникам! О Пан, вдохни в нас любовь к любви, к дружбе, к природе, к жизни! И прими нашу скромную жертву! Да будет приятна тебе кровь этого козла! Будь благосклонен к нашим мольбам! Пусть прольется в искупительной жертве кровь благородного животного! Пусть наполнятся кровью этой наши кубки, и мы поднимем их во славу великого Пана! Во славу вечной красоты Природы! Во славу непобедимого могущества Жизни! Во славу вашей непреходящей молодости, о, ореады, сатиры и дриады!..