Кровное дело шевалье

Зевако Мишель

— Да нет же, сын мой! Как вы плохо знаете меня!

— О, мадам, я только и мечтаю узнать вас получше! — с горечью воскликнул Карл. — Но другие ваши дети вам гораздо ближе… Они-то, наверное, прекрасно разбираются в движениях вашей души!

Замечание короля задело Екатерину, но она, как обычно, сделала вид, что ничего не слышала.

— Впрочем, сын мой, — с грустью сказала королева, — меня никогда никто не понимал… Но, Карл, я призывала к войне лишь для того, чтобы в конце концов установился мир.

— О, мне известны ваши доводы: когда зарежем последнего гугенота, тогда и будем жить счастливо!.. Ну, и чего вы добились? Мы победили при Жарнаке, победили при Монконтуре, где мой брат Генрих покрыл себя славой. Во всяком случае так утверждает маршал де Таванн.

Услышав намек, который задевал ее любимого сына, Екатерина прикусила губу, но смолчала.

— И что же? — продолжал король. — Мы одержали десять побед подряд, а потом старик Колиньи вновь собрал армию и разбил нас у Арне-ле-Дюк; мы отступили до самого Луэна, а гугеноты едва не вошли в Париж. И они бы заняли столицу, если бы я не предложил им почетный мир. Эти войны не кончатся никогда. Чем больше мы бьем гугенотов, тем они становятся сильней! Что вы предлагаете, мадам?

— У меня уже довольно давно появилась одна идея. Вы считаете, что королева, словно какая-нибудь кровожадная дикарка, только и грезит о сражениях и битвах. Я же — обычная мать и хочу лишь того, чтобы мои дети были счастливы. Да-да, не перебивайте меня!.. Я не сомневаюсь, сын мой: гугеноты представляют собой грозную силу, пока во главе их стоят Генрих Беарнский и Колиньи. Без двух этих людей протестанты мгновенно утратят все свое влияние. А что если Беарнец и адмирал перейдут на нашу сторону?..

— Они никогда этого не сделают!

— Так вот! — победоносно вскричала Екатерина. — Я придумала, каким образом превратить их в наших преданных друзей и верных союзников! Как, вы полагаете, поступит старый Колиньи, если вы прикажете ему возглавить армию и поспешить на защиту единоверцев, с которыми жестоко расправляется в Голландии герцог Альба?

— Скорее всего адмирал придет в восторг и на коленях будет благодарить меня за эту милость. Однако за этим непременно последует конфликт с Испанией, мадам.

— Мы поговорим об этом на совете и, думаю, сможем уклониться от войны с нашими южными соседями. Король Филипп — наш испытанный друг, и мы сохраним с ним добрые отношения. Хотите ли вы на таких условиях поставить Колиньи во главе армии?

— Разумеется, черт возьми! Я готов пойти на это, даже если нас ожидает война с испанцами. В конце концов, лучше уж драться с соседями, чем наблюдать за резней в собственном королевстве!

— Отлично! Итак, вам ясно, как переманить на свою сторону адмирала. После этого и остальным гугенотам не останется ничего другого, как покориться нашей власти.

— Верно! Но что же делать с Генрихом Беарнским?

— Я подумала и об этом. Беарнец — ваш недруг, я же превращу его не только в вашего товарища, но и в любящего брата, женив его на вашей родной сестре… на моей дочери Марго!

— Что? На Маргарите?! — вскричал пораженный Карл.

— Вот именно. Вы считаете, что он отвергнет такое предложение? Жанна д'Альбре честолюбива, и возможность породниться с королями Франции обрадует ее.

— Да, мысль хорошая, но согласится ли Марго?

— Она сделает то, что ей прикажут.

— Что ж, мадам, ваш план совсем неплох!.. Если он осуществится, то с враждой будет покончено… Беарнец войдет в нашу семью, а Колиньи надолго застрянет в Голландии. Без них же движение гугенотов быстро выдохнется… О Боже, я наконец обрету покой!

И король Карл, словно обрадованное дитя, спрыгнул с кресла и принялся танцевать вокруг матери, потом он крепко обнял ее и расцеловал в обе щеки. Он и впрямь был наивен, как ребенок…

Но внезапно Екатерина заметила, что лицо ее сына побелело. Карл прижал руки к груди и замер. Он тяжело дышал, глаза его широко раскрылись и потемнели. Казалось, он пытается отогнать какое-то страшное видение, явившееся вдруг его внутреннему взору. Однако вскоре король превозмог это состояние, успокоился, его взгляд прояснился, дыхание стало более ровным.

— Вот видите, матушка, — печально улыбнувшись, проговорил он. — Сегодня припадка не было. Вы принесли мне добрые вести — и моя болезнь сразу отступила… Ах, если бы вокруг моего трона не плелись постоянные интриги, не возникали заговоры, не бушевала вражда… Если бы мы могли наслаждаться миром и покоем…

— Так и будет, милый Карл! Не волнуйтесь, ваша мать никогда вас не оставит. И теперь, раз вы согласились с моими доводами, я немедленно примусь устраивать этот брак.

— Разумеется, матушка! А я сегодня же переговорю с сестрой и растолкую ей, что она должна подчинить свои желания интересам Франции!

Королева усмехнулась и удалилась в свои апартаменты. А улыбающийся король, мурлыча песенку, отправился в покои своей сестры Маргариты.

Вот так родился этот план, который вместо ожидаемого мира привел Францию к самой жестокой и коварной драме в истории страны.

Задумчивая Екатерина медленно прошла в свою часовню. Это помещение совершенно не походило на кабинет, который мы уже описали выше: здесь не было ни картин, ни статуй, никаких бархатных портьер, никаких дорогих подушек… Стены закрыты темными гобеленами, стол черного дерева, такое же кресло, молитвенная скамеечка, а над ней распятие: фигура Христа из массивного серебра на черном кресте…

— Паола, — приказала Екатерина камеристке-итальянке, с которой не разлучалась уже много лет, — пригласи ко мне Алису де Люс.

Через несколько минут камеристка привела фрейлину.

— Итак, вы опять в Лувре, дитя мое, — ласково проговорила королева. — Вы прибыли в Париж вчера?

— Нет, ваше величество, я приехала одиннадцать дней назад.

— Одиннадцать дней — и только сейчас пришли ко мне!

— Я слишком устала, мадам!

— Да-да, естественно, вам требовался отдых… Вы хотели спокойно поразмыслить и принять какое-то решение… Впрочем, оставим это. Вы отлично выполнили мое поручение и оказались замечательным дипломатом, Алиса… Ваши старания заслуживают награды.