Кровью и жизнью
Шрифт:
— У, ведьма, — тихо, чтобы не услышала мэм Пинч, шепнул побежденный Стен, направляясь к столу читального зала.. и тут увидел меня. Остановился, ухмыльнулся, отбрасывая назад белобрысую челку, но ничего не сказал и продолжил свой путь. Странный тип.
— Вам, мистресс? — тем временем выжидательно уставилась на меня библиотекарша из-за строгих тонких очков.
— Добрый день. Мне, пожалуйста, по истории магии — о великих магах жизни и магах земли. И еще, если есть, что-нибудь по истории женского костюма, для театральной постановки, — смиренным тоном и с полуопущенным взглядом попросила я.
Мэм Пинч неопределенно хмыкнула и тут же решила внести ясность:
—
— Конечно-конечно, — меня это вполне устраивало. Еще не хватало врать о «театральных постановках» Алисии.
В ожидании своих книг я глазела по сторонам, и мой взгляд то и дело останавливался на Стене. Наверное потому, что других знакомых в зале не было. Тот сидел, подперев рукой щеку и небрежно листал довольно объемный том, периодически делая пальцами свободной руки разные пасы — видимо, повторял заклинания.
Мэм Пинч вернулась в компании трех книг — две из них выглядели довольно внушительно, а вот третья походила скорее на тонкий альбом. Когда я расположилась в читальном зале со своим уловом, я с удивлением обнаружила, что это альбом и есть , а точнее сборник дамских портретов от средних веков до наших дней. Две же другие книги представляли собой тома энциклопедии по истории магии : «История магии жизни» и «История магии земли». То, что надо.
С нетерпением я открыла книгу о магах земли, страстно желая отыскать какое-то упоминание о семье Солсбери. И довольно быстро нашла. Их род, оказывается, был одним из тех, кто стоял у истоков артефакторики. Даже один из законов этой науки был открыт лет триста назад неким Адамом Солсбери (и, судя, по представленному портрету, я видела изображение этого ученого мужа в одном из коридоров главного корпуса). Здесь я вспомнила для чего, собственно просила пособие по истории дамской моды. Нужно было определить временной промежуток, в который …жил Лай … и все они. Источник, мне до сих пор не верилось в реальность происходящего. На портрете ни даты, ни подписи художника я не нашла. Мужская мода не столь изменчива, а вот женская меняется из года в год. Наряды девушек на портрете я запомнила хорошо, и хотела посмотреть, какому времени они соответствуют.
Половину альбому пролистала не глядя — ни древние времена, ни средневековье , ни «галантное» время меня не интересовали. А вот последнюю треть альбома просмотрела очень внимательно. Открытые плечи, слегка задрапированные шифоном, утянутые «рюмочкой» талии, пышные короткие рукава, высокие прически — все говорило о том, что портрет, на котором был изображен Лай с братом и сестрами, был написан незадолго до Смуты. А учитывая, что в последних моих снах юноша выглядел лет на шесть-семь старше, чем на портрете, искать какое-либо упоминание о Лае нужно было во время самой Смуты или даже позже.
Я снова обратилась к энциклопедии. Правление Эдуарда Третьего. Не то. Ригард Первый. Тоже мимо. Ригард Второй. Вот это уже похоже на правду. Но сколько я не листала страницы, фамилии Солсбери больше не нашла.
В раздумьях я некоторое время сидела, механически переворачивая листы энциклопедии. Пока мой взгляд не уперся в длинные белые пальцы по хозяйски развернувшие на столе альбом с женскими портретами. Я посмотрела выше, и увиденное заставило нахмуриться: с другой стороны стола стоял Стен и, как-то болезненно ухмыляясь, веером пролистывал страницы альбома, то и дело останавливаясь на случайных изображениях.
— Манная кашка, — прокомментировал он воздушные портреты дам в нарядных платьях.
Я выжидательно смотрела на него, чуть приподняв брови. Вступать с ним в беседу с ним мне не хотелось. Сам подошел — пусть сам
— Слушай, — замялся он вдруг ни с того, ни с сего, — как там рыжая?
— У Алисии все хорошо, она молодец, — не знаю, чему я удивилась больше, вопросу или его смущению, и спросила неожиданно для себя: — Передать ей что-нибудь?
— К демонам, — он тряхнул челкой. — И что я про нее спрашивал, тоже забудь, чушь это все.
Его обычная развязная манера стремительно возвращалась . Он снова занялся альбомом и неожиданно присвистнул:
— О, а вот это годится, — на картине старых мастеров была изображена молодая девушка в костюме девы-воительницы с обнаженной грудью..
— Ну чушь так чушь, — не дала я сбить себя с толку, — дело твое.
С тем Стен и отбыл к своему столу, а я засобиралась в общежитие: надо было приготовить уроки на завтра и подумать над дальнейшим планом моих поисков. Идею ходить в библиотеку каждый день и просить книги по интересующей меня тематике отмела сразу — и недели не пройдет, как мэм Пинч (а то и кто-нибудь из знакомых) догадается, что я что-то ищу. Тогда-то я и придумала записаться на дополнительный курс по истории.
А через пару недель мне приснился очередной сон.
Я медленно прихожу в себя. Холодно, тело затекло, голова раскалывается при малейшем намеке на движение. Я лежу, ощущая спиной жесткое и стылое основание. Ноги и руки не слушаются. С трудом разлепляю глаза — и вижу только абсолютную темноту. Стараюсь дотронуться ладонью до лица — и понимаю, что руки надежно зафиксированы.. Паника... Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, кричу, но не слышу своего крика, зову на помощь, но тщетно. От бессилия бьюсь затылком о непонятную плиту, к которой привязана, и тут чувства возвращаются. И я понимаю, что не видеть и не слышать — это благо.
Большой мрачный зал, спертый воздух, колеблющийся свет факелов. Я лежу на огромном столе, распятая на нем, словно бабочка на листе бумаги. Стол в центре начерченной на каменном полу звезды с магическими рунами. Я словно в детской страшилке или бредовом сне. Да вот только проснуться не получается.
Поворачиваю голову, и меня прошибает холодный пот: недалеко от меня, задумчиво глядя на начертанные на полу линии, стоит тот, кто превратил мою жизнь и жизни моих друзей в Бездну. Изящным жестом отряхивает крошки мела с пальцев и поднимает взгляд на меня. Взгляд холодного, уверенного в своей правоте палача. Я замираю от этого страшного взгляда, и от того, что, вопреки ему, сам он так похож на Рида в этот момент.. И этот резкий контраст возвращает ко мне самого страшного моего мучителя — память. Кровь стынет в жилах, и страх сковывает похлеще цепей. Последнее, что я помню — как друзья пытались защитить меня от этого негодяя. Но их нет, а он — есть. Значит... значит...
— Очнулась...-— констатирует маг, — отлично.
— Что.. что вы …. собираетесь.. делать? — жалкий вопрос, произнесенный еще более жалким, сиплым, прерывающимся голосом. На ответ я не особенно рассчитываю, но этот... отвечает.
— Положить конец вашему щенячьему бунту, — голос его спокоен.
Он подходит ко мне совсем близко.
— Вы мне мешаете. Не хочу, чтобы в самый ответственный момент из-за ваших выходок все сорвалось. Глупо. Это было глупо, а глупость, видишь ли, наказуема.