Кровью и жизнью
Шрифт:
— Воробышек, дышите носом... — сердечно процедил он сквозь зубы и тут же громко воскликнул: — Шикарно, ви-таки здоровы, чтоб я так жил! Я дико извиняюсь за такое огорчение.
Он помог мне подняться на ноги и в процессе я не упустила возможность шепотом ответить на его приветствие:
— Всегда подозревала, что у вас прекрасный вкус, но чтоб настолько!... Усы рекомендую оставить, исключительно ваш вариант.
Раздраженное фырканье пролилось бальзамом на мою душу
— Жоня, ви такой обходительный мущщина. Что бы эта малахольная девица бы без вас делала? — Радовалась
— Сюдой, сюдой, — «Жоня» Диксон под локоть энергично тащил меня к выходу..
— А ну пустите, — прошипела я зло, как только мы вышли из зала.
— Слушайте, это не то, что..
— Да, совсем не то, — перебила я этого.. этого... — и поспешила к подругам внутренне удивляясь, как это раньше я могла находить его привлекательным.
Но даже этот эпизод не смог окончательно испортить отличный день (хотя и доставил несколько весьма неприятных мгновений). И к моменту возвращения в школу хорошее настроение вновь бурлило внутри и переливалось через край.
Ночью, впервые за много недель, мне снова снится Тилли с друзьями. Снова Лай достает из ящика стола мой медальон. Снова все друзья по очереди надрезают черным ритуальным ножом себе ладони и собирают кровь в большую чашу. Снова и снова я слышу, как Эд приносит слова клятвы:
«Добровольно делюсь кровью и жизнью. Клянусь всегда быть рядом»... Быть рядом... всегда быть рядом.. быть рядом.. .. — его голос эхом звучит в моей голове, когда я проваливаюсь в другой, уже спокойный сон.
Глава 12
Неделя пробежала быстро за занятиями, уроками, болтовней, невинными шалостями и раздумьями. А подумать было над чем. И речь не об ответе мисту Кингсли — здесь все давно было решено. Скорее о ситуации в целом. Во мне может течь королевская кровь, меняет ли это что-то для отдельно взятой меня? Что, если моя жизнь и вправду связана с жизнями совершенно неизвестных мне людей? Можно ли что-то с этим сделать? Надо признаться, все размышления мои носили совершенно отстраненный характер — словно речь не обо мне, а о совсем другом человеке. Куда больший эмоциональный отклик вызывал во мне сам старший следователь. И все попытки серьезно подумать почти всегда незаметно сводились к совершенно несерьезным внутренним вздохам. Моя легкомысленность удивляла меня саму.
— Держи себя в руках, дорогая Эмма, — говорила я себе, — а то придется все-таки купить последний шедевр Ариэллы Харт. Будешь читать у окошка и трепетать от нежных чувств.
От подобной перспективы ощутимо передернуло, из чего я сделала вывод, что мое положение еще не так безнадежно.
Когда в конце недели я шла на занятие к Лестеру Кингсли, ноги сами несли меня по направлению к его кабинету, а губы так и расплывались в глупой улыбке. Пришлось постоять в коридоре и покошмарить себя вероятными перспективами своего будущего, дабы не опозориться вконец перед проницательным эмпатом. Не сказать, чтобы это отлично помогло, но розового тумана в голове поубавилось. Однако все старания чуть не пошли прахом, стоило только увидеть, как старший следователь невозмутимо
— Доброе утро, Эмма, — он заметил мое присутствие раньше, чем я смогла как-то его обозначить, — располагайтесь, — и снова погрузился в свои бумаги.
Неожиданно стало досадно — столько волнений было прожито, а тут — «располагайтесь». Даже не улыбнулся.
В кресло села уже несколько в раздраженных чувствах, даже поерзала от души. И не дожидаясь приглашения к беседе буркнула:
— Я подумала над вашим предложением, и я согласна, — маг быстро взглянул на меня с интересом, как на невиданную доселе диковинку, затем кивнул, отставил в сторону чашку и (здравствуй снова, розовый туман) лицо его озарила та самая улыбка — мягкая и озорная — словно солнечный луч в хмурый дождливый день.
— Вы смелая девушка. Я нисколько в вас не сомневался, — он снова аккуратно закрыл дверь на ключ, не забыв про «заглушку». — Чтобы вам было не так страшно, давайте поступим так — сначала покажу вам сам процесс на своем примере, вы посмотрите, а затем повторим с вами. Заодно сравним количество магединиц, которые потребовались мне и вам.
Проговаривая все это, мист Кингсли доставал из ящика стола небольшой кинжал с узким лезвием, спиртовые салфетки и пару бытовых лечебных артефактов.. Расположив весь этот набор предметов, он сел рядом со мной, снова ободряюще улыбнулся и, протерев ладонь левой руки салфеткой, принялся объяснять..
— Смотрите, сам процесс неприятен, но абсолютно безопасен. К сожалению, обезболивающий артефакт применить мы не можем, иначе получим искажение результата. Берем лезвие, делаем небольшое рассечение — и он легко «чирикнул» свою ладонь кинжалом. Полученный разрез длиной пальца в два сразу засочился кровью. Старший следователь промокнул ранку, убрав ее излишки, и активировал лечебный артефакт. Когда порез затянулся, мист Кингсли перевернул металлическую бляшку и посмотрел индикацию — из пяти маленьких кристалликов светилось четыре.
— Отлично, на восстановление ушла примерно одна магединица, — мужчина посмотрел на меня — Эмма, вы готовы?
— Да, — ответила я и протянула наставнику свою ладонь. Тот принял ее в свою руку и провел по ней большим пальцем, массируя и снимая напряжение. От этого простого жеста я ужасно смутилась. Собственная ладошка в мужской руке показалась маленькой и хрупкой, а уверенные прикосновения слегка прохладных пальцев — слишком личными, чтобы я смогла остаться безмятежной. Легкий остро-свежий с горчинкой аромат кружил голову.
Холодок спиртовой салфетки помог немного взять себя в руки. Но лишь на долю мгновения, пока невозмутимый взгляд серых глаз, таких близких, что я могла различить каждую крапинку на радужке, не пронзил насквозь, как булавка бабочку.
— Вдохните глубоко, — мягко, почти бархатно проговорил мой мучитель, — А теперь выдох!
И в тот же момент лезвие вспорхнуло, я даже пикнуть не успела, как алые капли побежали по коже. И только потом пришла боль, резкая, но вполне терпимая. Мист Кингсли приложил к порезу салфетку и слегка прижал чтобы не так сильно кровило.