Кровью !
Шрифт:
– А ты? Ты оскорбилась?
– Нет, - улыбнулась она. - Потому что я не вампир.
– Чего?
– Ну да, у меня есть все традиционные свойства вампиров: клыки, вкус к "запретному вину", ночной образ жизни, гипнотическая сила - вся эта муть. Но я не настоящий вампир. Понимаешь, я не умирала. Я отклонение - вид из одной особи.
Палмер не мог понять, что значит это признание. Он считал, что Соня избегает дневного света, чтобы не вспыхнуть и не превратиться в обугленную мумию. А теперь до него дошло, что весь день она спит лишь потому, что ночью бодрствует.
– Одиноко тебе, должно быть.
Она склонила голову, глядя на него из-за этих непроницаемых зеркал.
– Я тебе нравлюсь?
Краска бросилась в лицо Палмеру, и его вдруг заинтересовало, сколько точек на колонке телевизора.
– Ну, я бы... гм... сказал, что я просто...
– Понимаю. - Улыбка Сони исчезла, и Палмер услышал у себя в голове эхо собственных слов: "Одиноко тебе, должно быть". Вот именно. В эту дверь, мистер Дойная Корова.
– Я вот что хочу сказать: конечно же, ты мне нравишься. - Он сам удивился своим словам. И еще больше удивился, когда понял, что говорит правду. - Ты мне жизнь спасла.
– Только потому, что это из-за меня ты оказался в опасности. Если бы не я, ты бы вообще в эту кашу не встрял. Даже твои псионические способности могли бы не включиться. Ты бы сейчас...
– Торчал в каталажке штата с выбитыми зубами и растянутой задницей без надежды на помилование до следующего миллениума. Уж поверь мне, как бы жутко и опасно мне сейчас ни было, все могло бы оказаться гораздо хуже.
Палмер протянул руку и поднял Сонино лицо за подбородок. Он сам не знал, почему так сделал, просто это казалось правильным. Как было естественно и притянуть ее в свои объятия. У него начал вставать, и это тоже было естественно. Уже несколько месяцев он жил без секса. Последний раз было с Лоли.
Эту мысль он попытался отбросить, но она не уходила. Тогда все тоже казалось естественным и правильным. Какой-то счастливый и очень приятный случай. Палмер стал настолько циничным, что это сделало его наивным. И Лоли отлично заставила его свалять дурака. Она командовала с самого начала, дергала его за ниточки, как марионетку, пока он не перестал принадлежать себе. С самого начала это была мышеловка, заряженная медом и теплым мясом. Он этого не понимал, пока не увидел мясника в зале забоя. И у этого мясника было лицо Лоли.
Издав такой звук, будто его душат, Палмер оттолкнул Соню прочь. Прижавшись к спинке кровати, он уставился на женщину вытаращенными глазами, полными ужаса.
– Это ты делаешь! Все это по твоей воле! Это не я, это ты!
Соня скривилась так, что казалось, будто она сейчас заплачет. Потом вдруг черты ее лица затвердели, губы истончились в безрадостной усмешке. И голос ее стал рваным, будто легкие наполнились льдом и лезвиями.
– Идиот, мудак! Настолько невротик, что даже сам не знаешь, чего хочешь? Ты думаешь, это я с тобой делаю? Ладно, сейчас я тебе покажу, как я делаю!
Палмер попытался вскрикнуть, когда воля этой женщины стала перетекать в него, сковывая мозг невидимыми тисками, но смог только простонать. Тело онемело, как от лошадиной дозы новокаина. Никакого особого дискомфорта не было, но отсутствие ощущения было даже хуже настоящей боли.
– Ну как, напугался до окостенения? Нет? Сейчас я тебе это устрою.
Палмер захныкал, почувствовав, как шевелится его член. Из-за онемения он был будто где-то за сотни миль. Палмер ощутил какое-то движение, но ничего, кроме этого. А дальнейшее было уже знакомо. В последний раз такую боль он испытал в Новом Орлеане, когда едва ушел от "чар" суккуба. Член стал похож на воздушный шар, надутый так, что сейчас лопнет. Судорожно заглатывая воздух, Палмер попытался не дать глазам вылезти из орбит.
– Вот так я тебя могу держать часами. Днями, если захочу. Конечно, пузырь и половые железы у тебя лопнут куда раньше. И если ты даже не помрешь от собственной мочи и спермы, кровеносные сосуды пениса погибнут навсегда. Если даже не начнется гангрена и врачи не будут вынуждены его ампутировать, ты на всю жизнь останешься импотентом. - Соня покачала головой. - Не понимаю, что она в тебе нашла. Наверное, у нее слабость к никчемным мужикам, неудачникам, которых хлебом не корми, лишь бы их кто-нибудь растоптал. Ты не понял, о чем я? - Она подалась вперед, лицом к лицу с Палмером. - Сейчас напомню.
Сонины волосы свесились вниз, качаясь, как морская трава. Прямо на его глазах они начали расти, сначала вдвое, потом втрое длиннее. Из темных они стали светлыми, как свежий мед. И лицо стало меняться - кожа зарябила, как вода на озере, как отражение в воде. Раздались мокрые щелчки перемещающихся костей. Губы надулись, став круглыми, как у пупса, со скрежетом встали на место скулы.
Лоли улыбнулась ему с высоты, только глаза ее скрывались за двумя зеркалами.
– Привет, малыш. Скучал по мне?
Палмер заорал.
Паралич его отпустил, эрекция кончилась, и он трясся, как чуть не утопленный кот. Соня стояла в дальнем углу спиной к стене, уставясь на кровать. Лицо было ее собственным. Она прижала руки к животу, будто пытаясь сдержать рвоту - или что-то не выпустить.
– Уходи!
Голос прозвучал будто сдавленный болью.
При виде Сони, обнимающей себя, стучащей затылком в стену словно в такт неслышимой музыке, Палмер почти забыл все, что сейчас случилось. Почти.
– Уходи, пока я тебе плохо не сделала, черт бы тебя взял!
Палмер не понял, была это мольба или угроза. Он бросился к себе в комнату, захлопнул дверь, запер на замок. Ему показалось - или это было на самом деле? - что Соня говорит с кем-то или с чем-то и получает ответы. А потом послышался треск ломаемой мебели.
Палмер отступил в ванную. Под душ надо было. Пусть горячая вода сделает его кожу такой же по-рачьи красной, как у того пиротика. Если удастся отскрести слой или два, может быть, он опять почувствует себя чистым.